В комнату вошла еще одна женщина; она двигалась совершенно по-мужски, а на затылке виднелся эмиттерный венец — филигранное устройство из кристаллических псибер-цепей и имплантантов, испускающих неяркое сияние. Женщина намного превосходила размерами миниатюрную Йоту; при почти двухметровом росте она носила еще и туфли из блестящей голубой кожи на высоких каблуках, а несколько полосок ткани, составлявшие весь ее наряд, не могли скрыть отличные формы ее плотного тела. В одной руке женщина держала орудие, напоминающее увеличенную тонфу[7], причем один ее конец был снабжен лезвием, а второй искрился энергией.
Женщина посмотрела на Йоту и ухмыльнулась. Неприятное выражение совершенно не подходило к ее лицу, и Йота заметила подергивание нервов вокруг губ и ноздрей, означавшее реакцию на работу венца.
— Ты новенькая, — не совсем четко произнесла женщина.
Йота, оставаясь пассивной и не поднимаясь, просто кивнула.
— Мне говорили, что в тебе есть что-то странное, — продолжила женщина, беря Йоту за руку. — Что ты отличаешься от других. — Уродливая ухмылка стала шире. — Я люблю все странное.
Теперь она знала наверняка. До этого момента еще оставался шанс, что это не он, но круг потратил слишком много усилий и времени, чтобы поместить Йоту в нужное время и в нужное место, так что ошибки быть не могло. Голос принадлежал женщине, но слова и личность, ею управлявшая, принадлежали Чун Яэ Чуну, потомку одного из Девяти Семейств Индонезского блока и известному генералу. А еще, как донесла разведка, он был обманщиком, нарушившим Никейский эдикт, принятый Империумом, и подозревался в принадлежности к противозаконному культу.
— Сначала мы поиграем, — сказала женщина под внушением Чуна.
Он находился где-то неподалеку и управлял ею с помощью эмиттерного венца. В то время как его тело оставалось в покое, сознание временно внедрилось в плоть сообщницы. Высокородный генерал очень любил эту игру, когда мог утолять свои желания через живую марионетку. Йота знала, что многие охранники из опорного пункта ее круга смотрели на развлечения Чуна с отвращением, но она сама испытывала лишь легкое любопытство, беспристрастный интерес, который появлялся при любых ее контактах с другими людьми.
Ей было интересно, сохраняется ли на момент манипуляций Чуна сознание подвластной ему женщины, и Йота бесстрастно оценивала возможный психологический эффект, но эти мысли почти не затрагивали ее собственного разума. Все внимание Йоты было поглощено убийством.
— Подожди, — сказала она. — У меня что-то есть для тебя. — Йота кивнула на ящик. — Подарок.
— Дай его мне, — последовала команда.
Йота позволила пеньюару соскользнуть с плеч, и, пока вторичный взгляд Чуна был прикован к ее телу, пододвинула ящик к себе. Сенсоры крови тотчас открыли замок, и она приподняла ящичек, демонстрируя его, словно официант уставленный едой поднос. Убивающая рука поднялась к торку и ослабила его зажим.
— Что это? — Слабый отзвук растерянности Чуна отразился на лице женщины. — Маска?
Свет люмосферы блеснул на поверхности металлического черепа. Один глаз у него был рубиновым, а второй состоял из нескольких линз, изготовленных из молочного сапфира, с небольшими лепестками и странной антенной.
— В некотором роде, — ответила Йота.
Торк с негромким звоном отключился, и внутри нее словно открылись шлюзы, выпуская потоки холода. По крайней мере на мгновение ей не надо было сдерживать их внутри себя, не надо было хранить заполнявшую ее пустоту.
Чун голосом женщины издал какой-то странный звук — наполовину кашель, наполовину крик, а потом психоактивная матрица венца начала шипеть и трещать, и из онемевших пальцев женщины выпала тонфа. Затем в ее голове началось разрушение псионических кристаллов, сопровождаемое беспорядочным звоном, женщина неверными шагами доковыляла до кровати и рухнула, издавая жалобные стоны.
Йота склонила голову набок и прислушалась: нуль-эффект ее истинной сущности быстро распространялся, и точно такие же стоны доносились изо всех комнат в этом коридоре.
Пока еще связь не исчезла полностью, Йота запрыгнула на кровать и наклонилась к искаженному от боли лицу женщины.
— Я хочу тебя поцеловать, — сказала она Чуну.
А за окном, которое выходило на вход в бордель, двери неприметного здания посреди трущоб с треском распахнулись, и на улицу хлынула толпа перепуганных людей. Почти все они были одеты лишь наполовину, но и этого хватило бы, чтобы определить их более высокий, чем у местных обитателей, статус.
Йота проворно соскочила на пол, достала из-под шлема в виде черепа маскировочный костюм и с привычной ловкостью натянула его на себя. В последний момент она водрузила на место маску-шлем, и вместе с ней вернулось спокойствие.
Рыдающая на кровати женщина, еще не до конца избавившаяся от связи, пополам с кашлем выплюнула сказанное Чуном слово:
— Кх, кх. Кулексус.
Но Йота его не дождалась. Она ринулась к окну и в треске дерева и звоне стекол прыгнула к соседнему зданию.
В ожидании Горосп Йозеф осматривал прилегающую к посадочной площадке территорию. Фонтаны, которые обычно журчали струями подкрашенной воды, сегодня молчали, и, присмотревшись внимательнее, он заметил, что роскошный парк выглядит каким-то неухоженным. Даже на безупречно спланированных лужайках появились высохшие проплешины. Похоже, что в консорциуме перестали обращать внимание на содержание территории, и Йозеф задумался, как может эта незначительная деталь вписаться в общую схему.
Дайг тем временем попытался вовлечь в разговор одного из охранников и разыграл свой обычный гамбит из жалоб на погоду. Но охранника, похоже, не заинтересовала эта тема.
— Классный у них прикид, — заметил Дайг, оглянувшись на колеоптер. — Как ты думаешь, им приходится покупать форму за собственные деньги?
— Ты подумываешь о смене карьеры?
Дайг пожал плечами:
— Или хотя бы об отпуске. Об очень длинном отпуске в каком-нибудь спокойном местечке.
Он посмотрел на небо, потом перевел взгляд вдаль.
Йозеф ощутил его напряженность, и вдруг, совершенно неожиданно для себя, задал вопрос, который давно вертелся у него в голове:
— Ты полагаешь, он сюда придет?
— Воитель?
— Кто же еще?
Вокруг внезапно стало очень тихо.
— Арбитрес утверждают, что Астартес разберутся с проблемами.
Тон, которым это было сказано, свидетельствовал о явном недоверии Дайга.
Йозеф нахмурился. После того как вопрос был задан, он уже не мог остановиться.
