– Как это, тебе тоже неизвестно? – медленно произнес Тим. – Ты должна знать, если ты моя… – Он не договорил и провел языком по пересохшим губам, не сводя с Джин напряженного взгляда.
Не в силах произнести ни слова, Джин вновь покачала головой.
Тогда Тим – надо отдать ему должное, в эту непростую минуту он проявил необыкновенное мужество – сказал:
– Выходит, ты тоже мне не…… – Все-таки произнести фразу до конца он не смог.
– Не мать, – выдохнула Джин, словно освобождаясь от давящей на плечи тяжести. Действительно, ей как будто стало легче, когда она сказала правду. – То есть со мной та же ситуация, что и с папой: я усыновила тебя. – Она улыбнулась. – Сначала ты мне понравился, затем я тебя полюбила, а потом ты стал моим сыночком. – Немного помолчав, Джин добавила: – Знаешь, чего я больше всего опасалась, когда мы сообщили тебе о своем разводе? Что ты уйдешь с папой.
Глаза Тима снова влажно заблестели.
– Не бойся, мам, – сказал он, потянувшись вперед и обнимая ее. – Я не уйду.
– И ты продолжишь общаться с папой, как прежде?
На этот раз Тим ответил не сразу. По-видимому, какие-то сомнения все-таки сидели в его голове.
– Э-э… наверное, продолжу, только не знаю, получится ли, как прежде. Теперь, когда ты рассказала мне все… – Он умолк, словно не в состоянии подобрать подходящие слова, потом произнес: – Дайте мне время, ладно? Вы оба. Я… должен подумать.
Вы оба…
Услышав это, Джин сразу вспомнила, как, узнав об их разводе, Тим крикнул: «Я ненавижу вас, обоих!», и ее вновь охватило знакомое чувство вины. Оно было беспочвенно, Джин осознавала это, но все же не могла избавиться от назойливой мысли о том, что если бы ей не захотелось личного, персонального счастья, то у Тима были бы сейчас обычные каникулы и он не ломал бы голову над совсем не детскими вопросами.
– Хорошо, сынок, не стану тебя торопить. Тебе действительно требуется время, чтобы привыкнуть к… известию о себе самом. Хочу только, чтобы ты не сомневался в нашем добром отношении к тебе. Мы с папой помним тебя совсем маленьким. И очень любим тебя. Не забывай это, что бы тебе ни говорили.
– Кто? – спросил Тим.
Джин пожала плечами.
– Ну, мало ли… Мы с папой пока не развелись, но когда-нибудь это случится, и тогда пойдут гулять слухи. Ты им не верь. И даже если возникнут сомнения, прислушайся к своему сердцу, оно не обманет. Я сама так поступаю в спорные моменты.
– И помогает? – спросил Тим.
Джин кивнула.
– Только нужно уметь слушать голос сердца. Если научишься этому, все будет в порядке.
– А как научиться?
– Видишь ли, тут трудно давать какие бы то ни было советы. Эту науку тебе придется постигать самому. Лишь помни главное: что бы между мной и папой ни происходило, тебя мы любим. Не забудешь?
– Нет, мама… Или мне больше нельзя тебя так называть?
Джин порывисто прижала Тима к груди.
– Глупенький! Конечно, можно. Ведь я и есть твоя мама.
Правда, где-то существует и другая, настоящая, промелькнуло в ее мозгу. Но где она? И как ей живется без своего ребенка? А может, она давно забыла, что когда-то у нее был сын? Что ж, не зря, видно, придумана поговорка: не та мать, что родила, а та, что воспитала.
– Ладно, – вдруг произнес Тим, – когда папа позвонит в следующий раз, я поеду с ним в кегельбан… или куда он там хочет.
12
Сидя в гостиной на диване, Джин листала журнал мод, когда от входной двери донеслись переливы дверного звонка.
– А, приехали! – пробормотала она, поднимаясь и спеша в прихожую.
Открыв дверь, Джин увидела на крыльце Энди и Тима. Первый был в пестром мексиканском пончо, в руках второго находилось игрушечное банджо.
– Привет, – сказал Энди. Стянув пончо через голову, он надел его на Джин. – Тебе это больше подходит.
Однако Джин почти не обратила на его действия внимания, она смотрела на Тима.
– Солнышко! Ну как, хорошо провели время?
– Замечательно, – вместо Тима ответил Энди. – Правда, сынок?
Тим опустил взгляд и буркнул неохотно:
– Да.
– Мы катались на карусели, на колесе обозрения, потом стреляли в тире. Это наши призы – банджо и пончо. Мы их вместе выиграли.
– Это ты выиграл, – поморщился Тим. – Я просто стоял рядом и смотрел.
– Нет! – преувеличенно весело воскликнул Энди. – Ты не просто смотрел, ты был моим счастливым талисманом! Без тебя мне ни за что не удалось бы собрать призы.
Тим безразлично пожал плечами.
– Не знаю. Может быть. – Затем он взглянул на Джин. – Мам, там осталось немного вчерашнего пирога? Мне есть хочется.
Она кивнула.
– На блюде под салфеткой. А в холодильнике есть молоко.
– Понятно. Тогда я отправляюсь на кухню.
Тим прошел мимо Джин в коридор, затем толкнул дверь кухни и скрылся за ней.
– Разве ты не хочешь поблагодарить папу за приятный день? – крикнула Джин вслед.
– Да, конечно, – мрачно донеслось в ответ. – Спасибо. – После чего дверь с негромким стуком закрылась.
– Переживает, – вздохнул Энди, и улыбка его словно завяла. – Весь день сегодня как в воду опущенный. Я уже и так его развлекаю, и этак – нет, не помогает, все равно хмурится.
– Что поделаешь, – вздохнула Джин. – Поставь себя на его место: не успел мальчик опомниться от известия о разводе родителей, как следом идет другая новость – что они и не родители вовсе.
Энди с озабоченным видом поскреб макушку.
– Боюсь, как бы Тим действительно не возненавидел нас за все это.
– За все? Не знаю. Ну за то, что мы разошлись, еще понятно, а за что еще? Что оказались неродными отцом и матерью? Но… ведь мы любим его, правда?
– Разумеется! – не раздумывая воскликнул Энди. – Я не представляю себе дальнейшей жизни без Тима.
– Я тоже, – твердо произнесла Джин.
Энди покосился в сторону кухни.
– Может, он со временем отойдет.
– Конечно, – горячо поддержала его Джин. – Ведь он всего лишь восьмилетний ребенок. Ему требуется время, чтобы привыкнуть к новому существованию и к изменившимся правилам игры. Потом все треволнения улягутся, жизнь войдет в колею и Тим успокоится.
– Хорошо бы. Думаю, все, что мы сейчас можем сделать для Тима, это постоянно показывать ему свою любовь и постараться создать у него ощущение стабильности. Тогда в его персональном маленьком мирке все скорее станет на свои места. – Энди с вздохом провел ладонью по лицу. – Дьявол, кажется, я заговорил как психотерапевт! – Затем он посмотрел на наручные часы и обронил: – О, мне пора возвращаться.
