голосе спросил Призрак.
— Смешно слышать разговоры о Родине от того, кто родился и вырос в Швейцарии! Что ты знаешь о настоящей России, Андрей?! Из рассказов отца и короткого ежегодного приезда в Москву к бабушке и дедушке?! А?! — пристально посмотрев в глаза племяннику с некой обидой в голосе спрашивал седой мужчина.
— Пусть, так! Пусть, я ни черта не знаю о той стране, которую считаю своей Родиной! Пусть, я ни черта не знаю о проклятой Перестройке или хаосе бандитского разгула девяностых… Но, я знаю одно! Россия — моя Родина! Ей я служил многие годы верой и правдой и никогда не предам своё Отечество! У предателей нет Родины и родителей нет! Их единственный бог — это деньги, удобство, комфорт, беззаботность, жажда красивой и сытой жизни за чужой счёт и отсутствие всяких признаков совести и чести! Однако, всё проходит и у всего своя цена! Ничто не останется без наказания! — с гневом в глазах и жёсткостью в каждом слове, отвечал Андрей.
— Я же говорю! Ты не изменился и передо мной всё тот же мальчишка-романтик! — опёршись спиной о мягкую спинку стула, с некой надменностью, произнёс мистер Фитцджеральд и закинул ногу на ногу.
— Невиновные не оправдываются, а ты пытаешься сделать именно это!
— Нет, не пытаюсь! Просто вношу недостающие штрихи в ясность. Ты хотел узнать, кто такой «Флинт», так бережно оберегаемый ЦРУ?! Я могу назвать его имя, но это ровным счётом ничего не изменит. Всё кончено! Во всех смыслах этого слова! — с холодной отрешённостью продолжал говорить мистер Фитцджеральд.
— Это ещё почему? — усмехнувшись, перебил дядю Романов, чувствуя, как сильно затекли его руки от пластиковых наручников.
— Ты этого не знаешь, видимо… Вчера вечером в Москве трагически погиб полковник Громов от рук неизвестных. У Михаила Ивановича всегда было много врагов, уж слишком многим он испортил жизнь за свою карьеру!
— Ещё назови полковника Громова — «кровавым убийцей»! Чёрт бы тебя побрал! Он не давал Родиной торговать!!!
— Не стоит идеализировать этого человека. Это плохой пример для подражания!
— А ты, дядя, конечно же, хороший! — рассмеявшись в лицо мистеру Фитцджеральду, высказался Андрей. — Может ещё скажешь, что безгрешен?!
— Безгрешных на этой Земле нет и никогда не будет! — с иронией поправил племянника дядя и сплёл пальцы рук, расположив их на правом бедре.
— Откуда, ты можешь знать, что будет дальше?!
— Да… Всего я знать не могу! Однако, точно знаю, что в отношении действий полковника Громова и исчезнувшего капитана в отставке Сергея Решетова начато внутреннее расследование по делам о Госизмене, шпионаже, превышениях должностных полномочий и только ещё чёрт знает чего… Разумеется, ты также входишь в этот «счастливый» список, что не должно тебя удивлять!
— Я пока, мой дорогой дядя, не узрел в твоих словах сенсацию, способную меня удивить, — с саркастической улыбкой на лице, заметил Романов.
— Ты стал настоящим игроком, Андрей! Я очень редко ошибаюсь в людях, а если это и делаю, то только для того, чтобы проще было их забыть! В тебе есть не только сила духа и сердце воина, но и что-то светлое, чего нет в большинстве людей нашей профессии! Ты заслуживаешь узнать правду! Флинт — это генерал Васильев. Я знаю его долгие годы, и мы с ним прошли слишком многое, так сказать, не одну змею съели на природе. Наша совместная работа на Кубе, стала началом новый жизни.
— Я не хочу жить в том мире, где «новая жизнь» начинается с предательства! — категорично выразился Романов. — Мне противен этот мир с его лицемерно-свободной демократией! Её нет и никогда не было! Для ЦРУ, синоним слова «революция» — обыкновенный бандитизм, скатившийся к разграблению и ныне очень модной толерантности, называемой «свободой», а в итоге это тяжёлая и заразная психическая патология.
— Ты, большой знаток политики, мой племянник! Скажи, ты бы согласился стать политиком и попробовать лично изменить что-либо из обозначенных пунктов?
— Один человек не в состоянии переделать весь механизм! Массивные шестерёнки его просто перемолотят, как хлеб в жерновах, а на выходе будет новый мученик, так необходимый для повода произнесения красивых слов… Увы, дядя, но это так!
— Да, Андрей! Твой отец и мой брат мог бы тобой гордиться! — встав со стула и зайдя сзади него, начал мистер Фитцджеральд и опёрся ладонями рук о спинку стула. — Я очень бы хотел сделать тебе предложение, от которого невозможно будет отказаться. Тебя будет ждать новая жизнь с твоими любимыми, где-нибудь на живописном берегу моря на роскошной вилле с бассейном и садом…
— Возможно, это так оно и есть! Но, чтобы сделать этот шаг, нужно лишь всего-то ничего! Забыть про Совесть! Чистую Совесть, которую нельзя купить, а без неё нельзя обрести настоящее счастье! — закончил говорить Андрей и, тяжело сделав выдох, закрыл глаза. В его воображении возникла Анджелина, державшая за руку Кэти стоя на песчаном берегу моря в ясный день с улыбкой на лице, а звонкий детский смех лечил старые душевные раны.
Мистер Фитцджеральд молча стоял и смотрел на своего, уставшего от долгих скитаний, племянника. Он продолжал опираться руками о спинку стула и думал, прекрасно осознавая, что от его решения зависит судьба Андрея.
Пауза затягивалась и в комнате царствовала тишина, в пустоте которой ещё чувствовался последний вздох надежды. Её лёгкий аромат, схожий с запахом полевых цветов, дурманил разум мистера Фитцджеральда, уставшего от постоянных жертв и нескончаемой войны. Однако, изменить свою жизнь он уже не мог! Племянник был прав в том, что предательство имеет особую цену, и от этого долга — невозможно отказаться!
Он подошёл к Андрею и, положив правую руку на его левое плечо произнёс:
— До, свидания, Андрей! Кто знает, где ещё смогут пересечься наши пути?! Однажды, ты поймёшь меня! Это произойдёт, когда бред сменит не имеющая никакого дальнейшего смысла реальность! Береги себя!
Мистер Фитцджеральды вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и оказался в полумраке просторной гостиной, где на массивной люстре горели лишь пара маломощных светодиодных ламп. Он прошёл мимо гарнитура мягкой мебели, состоявшего из двух диванов и четырёх кресел с кожаной обивкой с журнальным столиком в середине, и вышел на огромную лоджию пентхауса. Рядом с высокими перилами стоял Джейк Майлз, держа в левой руке стакана с двойной порцией бурбона и наслаждался сырым прохладным ночным воздухом.
— Как выдержка? — подойдя к бывшему главе римской резидентуры, спросил мистер Фитцджеральд, доставая из бокового кармана пиджака серебряный портсигар с крепкими кубинскими сигариллами.
— То, что надо, сэр! Не сравнить с пойлом из супермаркета на моей улице! — сделав
