элит. Интересным примером формирования коалиции стали выборы 2017 года во Франции, на которых левоцентристские объединились с правоцентристскими; подробнее об этом я расскажу чуть позже. По мере того, как высокообразованные люди становятся богаче, возможно даже, что произойдет социально-экономическое слияние двух элит до такой степени, что единая партия, представляющая обе, станет логическим результатом. В Индии конца XIX века брамины были и самыми образованными, и самыми крупными владельцами недвижимости. Поскольку представители разных элит, как правило, делают разный выбор профессии (одна группа выбирает, скажем, работу в государственном секторе или культурные профессии, а другая - маркетинг и финансы в частном секторе), может случиться так, что две элиты никогда не сольются полностью.
Хотя это политическое равновесие, несомненно, очень мощное, оно также крайне шаткое. Как отмечалось ранее, одним из симптомов этой слабости является уход менее обеспеченных классов (рис. 14.7-14.8). Можно цинично интерпретировать это как благо для элиты: чем меньше представителей низших классов приходят на выборы, тем легче высшим классам сохранить свою власть. Но в долгосрочной перспективе риск заключается в том, что это подорвет легитимность выборов и самого политического режима, открывая путь к насильственной революции и авторитарному правлению. В более широком смысле ясно, что вся послевоенная структура политических расколов и система избирательных коалиций находится под угрозой краха. То, что осталось от "электоральных левых", расколото все более глубокими противоречиями между прорыночными левоцентристами и более радикальным крылом, выступающим за перераспределение и ищущим новые ответы на проблему растущего неравенства. Позже я подробнее расскажу о том, как новые формы партисипативного социализма и социального федерализма могут ответить на этот вызов. Электоральные правые" разделены поровну между прорыночными правоцентристами и более радикальными нативистскими и националистическими правыми, которые рассматривают отступление от идентичности и антииммигрантский социальный нативизм как надлежащий ответ на вызовы глобальной экономической системы. Далее мы обратимся к новым идентификационным расколам, которые приведут нас к четырехстороннему разделению электората, наблюдавшемуся во Франции в 2017 году.
О возвращении идентификационных и религиозных расколов во Франции
Прежде всего, отметим, что существование значительных идентификационных и религиозных расколов вряд ли является чем-то новым для Франции. Разделение на католиков и светских, которое частично перекрывало конфликты вокруг собственности и между сельскими крестьянами и городскими рабочими, играло центральную роль в XIX и большей части XX веков. Эта внутренняя граница, отделяющая верующих от неверующих, даже внутри менее благополучных классов, еще больше усложняла задачу организации социально-экономически согласованных политических коалиций. Если классовые политические расколы и развивались после войны, то отчасти потому, что религиозные и идентификационные расколы начали ослабевать. Но также и потому, что вызовы двух мировых войн, кризис 1930-х годов и коммунизм приучили людей к мысли о необходимости более высокого уровня социального и экономического вмешательства. Это дало социалистам и коммунистам то, что им было нужно для победы в борьбе с радикалами - их соперниками в межвоенные годы - и для убеждения избирателей в том, что пришло время для новой социально-экономической политики. Вопрос о режиме собственности стал превалировать над межевыми вопросами.
В последние десятилетия во Франции и других европейских странах возникли идентичные и религиозные расколы нового типа, поскольку антииммигрантские движения набирают силу. Эти движения выступают против иммиграции из-за пределов Европы, особенно мусульман из арабских стран. Если мы посмотрим на эволюцию религиозной практики во Франции, заявленной в опросах после выборов с 1967 года, то обнаружим, что доля респондентов, ответивших "нет религии", значительно выросла - с 6 процентов в 1967 году до 36 процентов в 2017 году (рис. 14.14). Большинство электората по-прежнему объявляет себя католиками, но их доля сократилась с 91 процента в 1976 году до 55 процентов в 2017 году. Другими словами, когда-то католики составляли подавляющее большинство электората, но сейчас они составляют лишь относительное большинство. Если мы сосредоточимся на избирателях в возрасте до 50 лет, то обнаружим, что в опросе 2012 года тех, кто не исповедует религию, было больше, чем католиков (44 к 42 процентам). Более того, практикующие католики (определяемые как те, кто сказал , что ходит в церковь по крайней мере раз в месяц) почти полностью исчезли: в 2017 году они составляли менее 6 процентов избирателей. Остальные 49 процентов утверждают, что являются католиками, но практикуют мало, если вообще практикуют.
РИС. 14.14. Религиозная структура французского электората, 1967-2017 гг.
Интерпретация: С 1967 по 2017 год доля электората, объявившего себя практикующим католиком (то есть посещающим церковь хотя бы раз в месяц), снизилась с 25 до 6 процентов. Доля непрактикующих католиков уменьшилась с 66% до 49%, доля лиц, объявивших себя безрелигиозными, увеличилась с 6% до 36%, доля представителей других религий (протестантов, иудеев, буддистов и т.д., за исключением ислама) увеличилась с 3% до 4%, а доля самопровозглашенных мусульман увеличилась с 1% до 5%. Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.
Резко увеличилось не только число людей, заявляющих об отсутствии религии, но и в период с 1967 по 2017 год произошло меньшее, но все же значительное увеличение числа людей, исповедующих другие религии, кроме католической. В 1976 году менее 3 процентов респондентов исповедовали другую религию, в основном протестанты (около 2 процентов) или иудеи (около 0,5 процента); на все остальные религии (ислам, буддизм, индуизм и т.д.) приходилось менее 0,5 процента. Избиратели-мусульмане все еще составляли менее 1 процента электората в 1988 году, когда в опросах после выборов их стали считать отдельно от представителей других религий. Они по-прежнему составляли менее 2 процентов избирателей в 1997 году, увеличившись до 3 процентов на выборах 2002 и 2007 годов, а затем до 5 процентов в 2012 и 2017 годах. Среди избирателей, называющих свою веру мусульманской, подавляющее большинство, как и подавляющее большинство католиков, практикуют нечасто.
Для ясности, эти цифры относятся только к зарегистрированным избирателям - то есть гражданам Франции (и, следовательно, скорее всего, иммигрантам как минимум второго поколения), которые взяли на себя труд зарегистрироваться. Другие исследования показывают, что люди, определяющие себя как мусульмане, составляют примерно 6-8 процентов населения, проживающего во Франции. Мы находим сопоставимые уровни в других западноевропейских странах, в частности, в Великобритании и Германии. Доля мусульман во Франции меньше, но сопоставима по величине с долей мусульман в Индии (10 процентов по переписи 1951 года, 14 процентов по переписи 2011 года), с той важной разницей, что индусы и мусульмане сосуществуют в Индии с тринадцатого века, тогда как религиозный плюрализм - относительно недавнее явление в Западной Европе. В отличие от этого, доля мусульман в Польше, Венгрии
