вас.
«Ишмерай, Атанаис и Акил не могут быть сильнее меня, — думала герцогиня. — Если бы они были сильнее, их мощь бы уже не давала им покоя. Но она отвергла их. Она не пришла, когда они звали ее. Кроме Атанаис. Но что можно сделать её песней?.. Моя сила пришла, как только я попросила. Могут ли они быть сильнее?..»
— Если сила их не пришла к ним, когда они звали, это еще не указывает на их бессилие, — прошелестела Провидица, будто прочитав мысли Акме. — Влияние Эрешкигаль на твою плоть не прошло бесследно. Все они — наследники великого дара…
— … проклятья… — возразил Лорен.
— Лучше бы они вовсе ничем не владели! — голос Акме сорвался в отчаянный крик.
— Это невозможно. И невозможно им отказаться от своего наследия. Оно всегда будет с ними.
— Мы навсегда прокляли наших собственных детей… — горько прошептал Лорен. — А с ними Плио и Гаральда…
— Принцесса и герцог должны гордиться тем, что вы дарите им свою любовь… — возразила Провидица.
Лорен с Акме переглянулись и скептически ухмыльнулись.
— Чем гордиться? — побагровел Лорен. — Тем, что мы прокляты никогда не принадлежать им полностью? Тем, что мы должны противостоять Иркалле, едва он двинется? Тем, что мы наделили наших детей тем же проклятием, что вынашиваем сами? Чем гордиться здесь, Аштариат? Атариатис Рианор тоже наделил тебя своей силой. И кто ты теперь? Тень, призрак, застрявшая в веках среди людей, которые в тебя не верят. Это ли не проклятие, Аштариат?
— Это дар моего повелителя и друга, который ценил меня и доверял мне…
— Который относился к тебе, как к вещи. Ты — его жертва, вынужденная мучиться, оставить народ свой ради него.
— Ложь! — прорычала Провидица, и тихую ее обитель заволновали ветра.
— Эта, с позволения сказать, «ложь», и есть благословение Рианора, — тихо ответила Акме не без мстительности. — И ты должна ценить это проклятие. Как учишь ценить его нас…
Провидица негодующе отвернулась, и брат с сестрой решили покинуть её обитель.
— Не совсем мудро враждовать с ней сейчас… — заметил Лорен.
— Ее вражда нисколько меня не пугает, — спокойно отозвалась Акме. — Ничего плохого она сделать не может. И влиять на наших детей, пока они в Заземелье, ей тоже не под силу. Я не бессмертна, но я сильнее, чем она.
— Увы, Акме, ты ошибаешься, — возразил Лорен. — Именно в ее бессмертии и заключается ее сила. Ее ничто не способно убить. Но ты человек. Кинжал, яд, болезнь — и ты мертва. А вместе с тобой и твоя сила.
— Для кинжалов, ядов и болезней у меня есть ты, — не слишком уверено ответила Акме.
— Я уеду в Заземелье вместе с твоим мужем. И буду далеко.
— Моя смерть сейчас мало кому выгодна в Карнеоласе. И король будет следить за моей сохранностью.
— Король не смог совладать с упрямством младшего сына, которого только что трагически потерял.
— Перестань, Лорен, — вздохнула Акме. — Я буду держаться и молиться за вас. Береги себя и моего мужа. Пока ты с ним, меня ничто не пугает. А за меня не беспокойся. Пока родные мои и любимые живы, мне больше ничего не нужно…
Через два дня герцогиня резко распахнула глаза глубокой ночью, пытаясь осознать, что произошло. Лёгкий полог слегка шевелился в дуновении приоткрытого окна, во дворце царила тишина, Акме была совсем одна в спальне. Но перед самым пробуждением ей почудился голос мужа, мягко позвавший ее по имени. Акме слышала его так отчетливо, будто Гаральд шептал ей на ухо.
Герцогиня поднялась с кровати и, выглянув в окно, прислушалась. Она не видела парадного въезда во дворец, но голоса или шелест копыт о гравий могли ей что-то подсказать. Однако во дворце и на улице было тихо.
«Мне могло показаться… — подумала Акме, обнимая себя руками, ибо ночь оказалась холодной. — Если бы Гаральд вернулся из Атии, он бы уже давно сообщил мне, что приезжает сегодня. Но он прибудет только через три дня…»
Но Гаральд Алистер Праций был непредсказуем.
Сердце Акме было неспокойно. Поверх ночной сорочки она надела простое платье, в котором ходила в Кибельмиде или дома, когда не принимала гостей. Она убрала волосы в простую длинную косу вышла из спальни и побежала на другой этаж, к кабинету своего мужа. Беззвучно спустившись по тайной лестнице, она открыла картинный проем, который служил дверью, и услышала на этаже приглушенный гул голосов, мягкий звон шпор, шорох плащей. Прислушавшись, Акме услышала тревогу в этом тихом рое голосов. Выглянув, она увидела у кабинета мужа около двух десятков атийцев.
Похолодев, герцогиня вышла и стремительно направилась к кабинету. Атийцы увидели ее, зашептались. Навстречу ей вышел капитан Гайре Иэрос.
— Ваша Светлость, — сурово проговорил он.
— Герцог приехал только что?
— Да, но к нему сейчас нельзя…
— С чего это? — рыкнула Акме потрясённо.
— Ваша Светлость, поверьте! — запротестовал капитан, казалось, решивший не впускать ее в кабинет любой ценой.
— Капитан, с дороги! — прошипела Акме, пуская в ход излюбленную тактику — устранение помех молочно-голубым взглядом.
Атийцы заволновались. Душа же герцогини заболела, почувствовав неладное. Однако капитана Иэроса было нелегко запугать.
— Вы же не станете жечь вашего верного слугу, Ваша Светлость, — устало и очень расстроено вздохнул капитан.
— Что случилось, Гайре?
— Его Светлость жив, но по дороге из Атии случилось…
Акме уже не слушала. Она оттолкнула верного капитана и влетела в кабинет.
В кабинете было очень светло. Так светло, что Акме сощурилась после полумрака коридора. Она увидела короля, хмурого, сложившего на груди руки, ходившего туда-сюда по комнате. Лорен склонился над кем-то и разливал своё белое целебное сияние.
— Гаральд?! — воскликнула герцогиня и с тихим криком упала на колени рядом с креслом, на котором восседал герцог.
— Акме! — мягко проговорил Гаральд. Также мягко, как в её полусне.
Колет его был расстегнут, рубаха перепачкана кровью, а в боку зияла небольшая, но глубокая рана.
— Гаральд, что?.. Лорен! — задрожав, воскликнула Акме, едва не разрыдавшись, но взяв себя в руки.
— Тебе не нужно быть здесь, — напряжённо
