Расим, — мягко попросила Нигора. — Возможно, я смогу быть с тобой, но я не перешагну через реки крови.
Нигора хотела переубедить Расима, но её «возможно» лишь раззадорили падишаха, и он быстрым шагом вернулся к её камере.
— С одной стороны, я люблю тебя и страстно желаю тебя. С другой… Я ненавижу тебя и питаю к тебе отвращение, — процедил Расим. — Думаешь, мне нужно впечатлить тебя? — Расим выставил руки перёд собой на уровне живота и вызвал огненный шар между ними. — Я уже давно не ребёнок и если захочу…
Огненный шар, размером со спелый апельсин, начал вращаться в разные стороны и издавать приглушённое шипение. Шар семь раз сменил цвета на цвета радуги, и после фиолетового Расим резко сжал руки в кулак. Шар погас вместе со всеми лампами на стене. Темница снова погрузилась во мрак и в этой кромешной темноте Расим продолжил, открыв глаза, пылающие алым пламенем:
— … сделать тебя своей, я подчиню тебя своей воле.
Нигора содрогнулась. Попятившись, она упала и пришла в ужас. Неужели Расим — это то самое зло из её видений? Отрицательно качая головой, она поползла назад, а Расим покинул темницу…
Большинство прошлых падишахов ходили по улицам Расулабада в окружении вои, некоторые из них держали свою стражу на расстоянии, некоторые ближе к себе, Расим же шёл один. Он держал путь во дворец и не торопился.
Близился вечер. На улицах было немноголюдно. Пусто было и на лавках и торговых ларьках не потому, что всё раскупили, а потому что нечем было торговать. Это связано с тем, что на полях всё ещё нет урожая, а ближайшее к ним государство перестало вести с ними дела. Отсутствие выручки отражалось на огорчённых и раздосадованных лицах торговцев, сворачивающих свои лавки.
На улице, славившейся своими пекарями, Расим заметил несколько групп людей у ворот пекарей. Все они возмущались, негодовали или спорили. Одна женщина в тёмно-фиолетовом платье и синим длинным камзолом из ближайшей группы заметила Расима и подбежала к нему.
— О бесподобный падишах, — упала она на колени, — прошу вас, помогите. Моим детям нечего есть. Простую лепёшку продают за тридцать медных монет. У меня нет таких денег. Наши сады уничтожила Чёрная напасть, а новые саженцы и не думают расти.
Услышав мольбы женщины, другие люди тоже подбежали к падишаху и начали просить о помощи.
— Позовите пекарей, — потребовал он негромким, но властным голосом.
Люди тут же побежали к дворам пекарей и стали звать их. Через некоторое время из ворот показались трое худощавых пекарей в мешковатых одеждах. В лучшие времена эта самая одежда сидела на них плотно.
— В чём дело? — требовательно спросил Расим, подойдя к трём обеспокоенным и даже испуганным пекарям, которые склонили головы и поднесли дрожащие руки к сердцу. — Почему у вас такие высокие цены?
— Г… Гос… Господин, м-мы ис-с-ползуем свои по-п-последние з-запас-сы м-муки, — дрожащим голосом ответил пекарь справа от падишаха.
— Нового урожая пшеницы ещё нет, — сказал тот, что посередине. — Нет больше и поставок с Ахоруна. Из Бахрияна и даже городов-братьев уже давно не приходили караваны.
— За деньги, за которые мы продаём наш хлеб, мы хотим поехать в соседние государства и самим привезти муку, — заявил третий.
Расим смерил взглядом пекарей и, обернувшись, позвал к себе недовольных людей.
— Не волнуйтесь! — сказал он всем. — Нам всем нелегко в это трудное время. Мы должны поддерживать друг друга. Только так мы выйдем из затруднений. Скоро я решу все ваши проблемы, а сейчас, — Расим повернулся к пекарям, — вы раздадите всем хлеб бесплатно! — его тон не ждал отказа.
Люди обрадовались, а вот пекари нерешительно посмотрели исподлобья на падишаха и, встретив его выжидающий взгляд, поклонились.
— Ваши расходы на поездку оплачу я, — заверил пекарей падишах.
На их лицах тоже прорезались сдержанные улыбки, и они вернулись к своим лавкам у своих домов.
Расим некоторое время стоял в стороне и наблюдал, как люди берут бесплатный хлеб и с улыбкой идут домой. Каждый из них оглядывался на падишаха и благодарно склонял голову, прижимая руку к сердцу. Та женщина, поправив свой серо-фиолетовый платок, снова подошла к Расиму с тремя сливочными фатирами в сетчатом пакете. Она склонила голову, взяла руку падишаха и поцеловала её.
— Благодаря вам, сегодня мои дети будут сыты, — прослезившись, сквозь ком проговорила она.
Расим взял её руку и повернул ладонью вверх и положил на неё десять золотых монет.
— Я сделаю всё ради вас и ваших детей, — обещал Расим, глядя ей в глаза. Хоть его слова прозвучали негромко, их услышали все, кто проходил рядом.
— Не важно, что о вас говорят другие, у вас доброе сердце. Вы воистину бесподобный падишах, — женщина отдала низкий поклон и направилась в сторону переулка.
С двух сторон на каждой третьей ступени стояли вои. Они в почтении склонили головы и приветственно прижали руку к сердцу, когда падишах начал подниматься. На верхней площадке его поджидал Одил. Вид у главного писаря был взволнованным.
— Где ты был? — потребовал Расим, смерив его строгим взглядом.
— Я проверял библиотеки и учебные заведения столицы и сверял их отчёты, мой бесподобный господин, — потупившись ответил Одил.
Расим недоверчиво посмотрел на главного писаря сверху вниз и прошёл во дворец.
— Докладывай, — потребовал он.
— Библиотекам нужны люди, чтобы переписать старые книги. Школам нужны учителя, ибо многие уехали с вашим приходом к…
— И это тебя так взволновало? — прервал его Расим. — Говори в чём дело? — Расим подозревал, что и Одил хочет уйти со службы.
— Они собрались, бесподобный господин. Наибы и военачальники, — пояснил Орзу.
— Но? — падишах был на грани негодования.
— Они недовольны, — заявил Одил.
— Недовольны тем, что опоздали на несколько дней? — усмехнулся падишах и направился в аудиенц-зал.
В первый раз, когда Расим направил Латифа в Арружа, в тот же день он приказал созвать наибов и военачальников, в том числе из Чехры и Джоду. Многие из них пришли, хотя Расим ожидал куда меньшего. Видимо, молва об участи Орзу быстро разлетелась, и страх заставил их всё-таки прийти на совет.
— Вы знаете, зачем я вас здесь собрал? — спросил падишах, сев на трон.
Чиновники стояли посреди зала и поприветствовали падишаха как подобает. Правда, некоторые сделали это неохотно.
— Война с Ахоруном неразумна, — заявил один из них, когда остальные молчали, потупившись в страхе.
Этим смельчаком был военачальник Чехры. Высокий, широкоплечий мужчина сорока пяти лет с проседью в густой бороде. Он был основным недовольным чиновником, который подначивал и подзадоривал остальных.
— Да-а? — усомнился Расим и кивнул Одилу.
Главный писарь указал чиновникам выстроиться в ряд в трёх
