услышать человеческое утешительное слово, которое они не услышат больше нигде, и церковь им в утешение и ободрение с уверенностью возвещает, что её слово и есть слово Божие. Бездоказательно. Люди, даже не обязательно верящие, идут в церковь ощутить себя в человеческом, не чуждом, не враждебном им обществе. Некоторым представляется, что только в храме они в Божественном окружении. А вот Ренан этому явно не поверил и уехал в Палестину.
Моя остаточная претензия к мсье Ренану, хоть и причисленному к историкам, в том, что при его постановке задачи исследование изначально направлено в тупик, в нём нет духовной общественной необходимости, кроме утоления его личного желания. Или выполнения исследования, ему заданного, тогда хотелось бы знать — порученного кем и с какой целью? Кто оплачивал ему и его сестре пребывание в дикой Палестине в течение двух десятков лет? Кто дал им грант? Написав так много о Христе, он, человек далеко не безграмотный, самого существа, глубинности, сердцевины христианства не осознал! Имея религиозное образование и воспитание.
Так надо ли задавать простым верующим, верящим слепо, людям из любого европейского народа, не задумывающимся об особенностях исповедуемого ими христианства, вопросы о неведомых религиях Востока, в которых не разобрались и ведущие, наимудрейшие теологи Запада, для начала не разобравшиеся в своём христианстве? Простолюдины ведь не различают, насколько тривиальны или сложны понятия в любой действующей сфере. Всё просто лишь для дилетантов. Что толку задавать тогда вопросы сложнейшие, если они не поняли ещё, что сегодня уже недостаточно верить так темно и запутанно, как верили деды в их навсегда ушедшее время. Я говорю не о сомнениях в вере, а о более осознанном отношении к ней.
Я осторожно заметил:
— По сути, рассуждая о вере, мы либо воспринимаем то, что нам дают с детства, и этому подчиняемся, либо, повзрослев, пытаемся это анализировать, как Ренан, приходя или не приходя к решению: верить, не верить, а если верить, то как. Но и в том, и в другом случаях речь идёт о нашем отношении к верованию предков, правы были они или не правы, а никак не о Боге, не об отношении к Нему, я так считаю. Получается спор, в конечном счёте, даже не о вере, а о том, подчиняемся мы кому-то — предкам, родственникам, пастырям — или же своевольничаем…
София-Шарлотта, подумав, согласилась со мной и продолжала:
— Весь вопрос — о каком Боге речь? Человеческая обиходная путаница царит и в вопросах о Боге, над которыми люди в большинстве отказываются думать.
У христиан: Отец, Сын и Дух Святый. Функции их христианской теологией практически не определены. Абсолютно не то мы видим в индуизме. За всё, что происходит, Кто-то ведь несёт ответственность: Брахма творит, Вишну хранит, а Шива разрушает отжившее. Даже в нашем иллюзорном мире наблюдаем эти одновременно протекающие процессы, но ведь «Как вверху, так и внизу», согласно Космическому закону. Значит, и «Там», и в Космосе, точно так же: что-то создаётся, живёт, а что-то разрушается. И Брахма, и Вишну и Шива могут считаться различными ипостасями, аспектами Бога Единого, Бога Личного, а число ипостасей бесконечно.
Обе религии, и христианство, и индуизм, таким образом, в данном контексте имеют в виду Бога Личного, действующего почти у нас на глазах, что покажется удивительным, имея в виду кратковременность и скоротечность жизни человеческой. Обе религии имеют в виду Бога Личного, Логоса христианства, то есть Слово, то есть Христа, а в индуизме Ишвару. Обе религии духовидят Бога, который творит: Творящую Силу, созидающую планетную систему, развитием которой Творящая Сила затем руководит, управляет её движением по духовной программе, её совершенствованием и, по завершении эволюционного плана, преобразовывает или разрушает её. Разрушение системы, но прежде разрушение отдельных планет, происходящее в физическом мире, не означает их исчезновения из миров тонких. Точно так же смерть людей не означает, что не будет жизни в посмертии. Для меня это положение несомненно, это аксиома.
То, что воспринимается как катастрофа в мире физическом, означает переход планеты в мир духовный, тонкий, в иное пространство, нам не явленное, но о котором мы догадываемся. Происходит смена темы, направления развития, открывается новая глава в организуемом, руководимом действии эволюционной программы.
А вот буддизм не признаёт Логоса, чьим телом является планетная система, Логоса, бывшего до времён, как сказано в Евангелиях, Богом, не признаёт, поскольку он прошел эволюцию подобно человеку и в виде человека. Не знаю, видит ли буддизм, что Логос, будучи, как и люди, проявлением, но одновременно и ипостасью Великого Единого Абсолюта, Божественный Логос отличается изначально от людей тем, что духовное ядро Его, Монада — богорождённая, а не богосотворённая, как у человека. Однако и рождение, и сотворение монад, согласно некоторым традициям, считается таинством, для людей непостижимым. Следовательно, и буддизм нельзя считать абсолютной, незыблемой истиной, и у него также имеются собственные пространственные и временные рамки.
Когда Брахма закрывает глаза, и наступает Космическая Ночь, все существа, у кого в шестимерном пространстве, называемом Ирольн, есть монады, то есть и люди, и Логос, и Ишвара, — все уходят в небытие вместе со всей Вселенной. Вне всех Вселенных остается лишь Первопричина — Вечный Абсолют. Когда Брахма глаза открывает, первыми пробуждаются, выявляются из небытия Личные Боги и приступают к Новому Творению, которое должно быть более совершенным, нежели канувшее. Вот как раз то, что глубоко уяснено и проработано в индуизме, остается неизвестным религии христианской, она просто не знает этих категорий. Тем более, положения эти остаются неизвестными иудаизму и исламу, практически остановившимся в своём развитии. За остановкой обычно следует деградация, опасности которой не предвидят.
Христианская западная религия совершенно не понимает Бога, которому поклоняется, и оттого не взаимодействует с Ним. Она о Нём не имеет не только малейших представлений, но даже и идеи о Нём. Полагая, что Бог творит и управляет, подсчитывает людские прегрешения и отмеряет за них вечные наказания в виде ада, геенны огненной, люди по своему невежеству присваивают любящему Богу свойства Ему не присущие, возлагают на Вечный Абсолют рядовые функции Творящего Логоса. Тем самым они берут на себя смелость утверждать, что хорошо понимают Высшую Непостижимость. Когда христиане убеждены, что понимают Бога, и живописуют, как Он всем и всеми располагает, в то время, когда люди лишь предполагают, и только последнее сегодня правильно, как Он судит и распоряжается, прощает или наказывает, им остается один лишь шаг до того, чтобы начать давать Богу подсказки и советы, как Ему поступить с людскими планами и желаниями.
Но ведь есть поговорка: «Хочешь
