— Я буду рядом. Пока ты не проснёшься…
Плачущий голос Лоринг доносился до моего слуха. Мне хотелось сказать ей, чтобы она не плакала. Но я не мог говорить. Постепенно я погрузился в глубокий сон.
Откуда-то запахло мыльной водой. Аромат был сладким и приятным. Казалось, мне снится что-то очень хорошее. Какое тёплое и ласковое прикосновение… Как и всегда, когда я засыпал, мне чудилось, как моей щеки касается мамина щека… Я хотел протянуть руки, чтобы обнять маму. Но не мог пошевелить и кончиком пальца. Силы совсем покинули меня, и я лежал, словно приклеенный к земле. Казалось, стоит только протянуть руку — но я не мог ни ухватиться за маму, ни даже коснуться её. Это злило и расстраивало меня.
— Мама… я… хотел стать таким, как Элвин… Хотел прожить так же достойно, как он… Я думал, вы с папой будете рады… Думал, что если обрету уверенность в себе, всё изменится… Я, правда, очень старался… Крепко сжимал кулаки, чтобы не плакать… Я скучал по тебе и по папе, но держался и терпел… Но… я такой же, как раньше… Так же, как и раньше, я ничего не могу… Поэтому мне плохо… Очень плохо…
Я пытался не плакать, но чувствовал, будто горячая волна разливается в груди. Я не мог больше терпеть. И зарыдал так, словно хотел освободиться от всего, что до сих пор копилось в душе.
— Эй, нытик! Сколько можно валяться?
Я плакал всё громче, как вдруг откуда-то послышался знакомый голос. Что-то, чего я не мог разглядеть, приблизилось ко мне из темноты.
Я попытался сосредоточиться. Расплывчатые черты лица делались всё более чёткими. Я увидел тикающие часы в левой глазнице…
— Бабушка Фурнье…
Стоило мне едва слышно произнести её имя, бабушка перестала хмуриться и заулыбалась.
— Маро… — тихо ответила бабушка Фурнье.
Приятная теплота разлилась по моему телу. Бабушка Фурнье гладила меня по лбу и говорила:
— Деточка… Тебе очень больно… Я пришла в тот момент, когда тебе стало уже невмоготу терпеть страдания. Впереди тебя ждут испытания ещё более тяжкие. Придёт день, когда тебе придется плакать в одиночестве, такой день, когда слёзы польются из глаз, а ты должен будешь терпеть… Но не бойся. У тебя есть силы, чтобы победить невзгоды. Как бы ни было тяжело, не поворачивай обратно. Не убегай, не делай вид, будто не понимаешь, что происходит. Помни: тот, кто отступит один раз, будет отступать ещё и ещё. Если твоя любовь будет больше грядущих страданий, то каждый миг обернётся счастьем.
Глотая слёзы, я смотрел на бабушку Фурнье:
— Как я смогу победить страдания?
Бабушка Фурнье прижала меня к груди и ответила:
— Открой глаза и смотри вперёд. Смело встречай все опасности, и тогда ты будешь счастлив.
Бабушка Фурнье закончила говорить, и я почувствовал, как к горлу снова подкатывают слёзы. Как бы я хотел, чтобы этот миг длился вечно! Чтобы всё оказалось лишь сном. Но мне нельзя спать. Потому что так ничего не изменишь. Я сказал себе: «Мы столько уже прошли — мы не можем сдаться теперь». Бабушка Фурнье молча погладила меня по спине.
Я крепко обнял бабушку. Потом собрал все силы и… открыл глаза.
— Маро, ты в порядке?
Увидев, как я просыпаюсь, обнимавшая меня Лоринг улыбнулась. Её глаза были красными, как будто она плакала всю ночь.
— Я так за тебя боялась, думала — вдруг ты не проснёшься, что же тогда будет?
— Извини, я думал, это бабушка Фурнье меня обнимает…
Я покраснел и отвернулся. Лоринг не отталкивала меня. Наоборот, обнимала нежно, как мама. Я почувствовал, как пустота в душе отступает. Я повернулся и посмотрел на Лоринг. Её глаза были полны слёз. Я изо всех сил закусил губу, чтобы не заплакать.
Не отпуская руку Лоринг, я поднялся. Впереди я увидел Коко, которая дремала, держа в левой руке несколько веток.
— Ты ведь должна была жечь огонь, пока я не проснусь, а это что такое? — громко сказал я, подкравшись к ней сзади.
Коко подскочила от неожиданности. Увидев меня, она кинулась обниматься:
— Маро, из-за тебя мне кажется, что я прожила уже сто лет!
Мы захохотали. Как здорово, что удалось вот так посмеяться. Я свистнул. Мне на плечо села птица риши и легонько клюнула меня в голову. Она как будто спрашивала, всё ли со мной в порядке. Я погладил её крылья:
— Мы потеряли слишком много времени. Скорее в путь!
— Но ведь твои ноги ещё не зажили.
Лоринг с беспокойством смотрела на меня.
— О болячках подумаем потом.
— Ты говоришь, как Ниборелли! — Лоринг хлопнула меня по плечу. — А ещё Ниборелли говорил, что если не пользуешься своими талантами, то в них нет никакого прока. Маро, ты очень смелый человек. Я поняла: это твой талант.
Коко закивала, соглашаясь с Лоринг.
— Я тоже хотела сказать тебе об этом, когда ты проснёшься.
Лоринг подошла ко мне.
— Ты что?
— Спасибо, Маро…
Лоринг опять не сдержалась и заплакала. Коко отвернулась и всхлипнула. Я хотел сказать девочкам, как рад снова видеть их. Как бы я смог пройти это испытание, если бы их не было рядом? Мне показалось, что я тоже сейчас заплачу, поэтому, повернувшись к ним спиной, я поспешил в путь.
Лоринг и Коко молча последовали за мной. Над моей головой парила птица риши.
Глава 14
Гибектрос, сердце Хаоса
Наш путь лежал через холмы. Вокруг дороги зияли впадины, похожие на следы захоронений. Во впадинах сидели кроты танкафо, которые то высовывали головы, наблюдая за нами, то снова прятались. Они о чём-то говорили между собой — казалось, что они обсуждают нас.
— Это не танкафо. Это шпионы кхаси, превратившиеся в танкафо, — прошептала мне на ухо Лоринг.
Я согласно кивнул:
— Но почему они следят за нами? Ведь мы согласились найти человека, который отдаст своё тело Шатину.
Коко, искоса посматривая на кхаси, шёпотом сказала:
— Они хотят убедиться, что мы не передумали.
Лоринг велела нам идти вперёд, не глядя на танкафо. Я старался не обращать на них внимания, хотя подобное соседство меня очень беспокоило. Танкафо по-прежнему о чём-то переговаривались друг с другом. Как только мы спустились с холма, танкафо исчезли под землёй и больше не появлялись.
— Они провалились под землю! Как это так? — закричала Коко, округлив глаза.
За холмом не было ни гор, ни полей, ни морей, ни долин. Холм просто висел в воздухе. Впереди кружился вихрь, в центре которого виднелся красный зрачок. Это и был Гибектрос, сердце Хаоса.
Над Гибектросом висел мост из тумана. Мост соединял подножие холма, где стояли мы, со следующим холмом впереди.
