Заплакала от ужаса.
От ужаса, что сказала ей эту жуткую фразу.
«Не знаю, что я с тобой сделаю…»
Что я собиралась с ней сделать? Отшлепать? О нет…
И я зарыдала ещё громче Кьяры.
Когда? Когда «это» началось?
Когда мы стали укладываться спать? Или когда я набирала ей ванну, а она…
Нет, всё началось за ужином. Мы погуляли. Я посадила Кьяру в детский стул и попыталась накормить её пюре из брокколи. Ну, такое, в банке. Довольно мерзкое, если честно. А она стала требовать макароны. У меня были макароны, я их себе на ужин сварила. Но это же я, я могу такое есть, а она – ребёнок. Ей полезное надо. И я попыталась всё-таки запихать в неё брокколи. Кьяра набрала полный рот и плюнула. Прямо в меня. А я была в фартуке, на котором были нарисованы разные виды итальянских пирожных. Фредерико подарил Татьяне. Короче, Кьярка заплевала этот фартук. Я сняла его тут же и попыталась отстирать, но ничего не вышло! Зелёные пятна словно въелись в ткань. Я втянула голову в плечи, представляя, как развопится Татьяна. Подарок Фреде, то-сё!
Ладно. Я плюнула и поставила перед Кьяркой макароны. И когда она уже их начала есть, я вдруг вспомнила, что у неё после них почему-то начинала чесаться нога.
У Кьярки есть небольшое пятнышко на ноге. И когда она съест что-то вроде мандарина, у неё оно краснеет и воспаляется. Начинает чесаться.
Я говорила Татьяне, но она ответила, что пройдёт, у Андрюхи, мол, диатез был гораздо сильнее, просто по всему телу, и ничего страшного.
Пройдёт-то пройдёт, но когда? К тому же Кьярка расчёсывает это пятно до крови. И потом сама плачет от боли. Короче, я решила потихоньку от Татьяны не давать ей ни конфет, ни мандаринов. Просто почитала в инете, какие бывают аллергены (о, их столько оказалось, мамочки, бывает диатез от зелёного яблока!). И спрятала даже печенье «Юбилейное» и виноград, потому что в них много сахара, а сахар провоцирует аллергию.
И стала наблюдать. Так вот, после риса у Кьярки нога не болела. А после макарон – пятно увеличивалось и даже какими-то жуткими корочками покрывалось. А сейчас я, балда, забыла об этом. Всё думала про дурацкий фартук.
– Кьяр, – ласково сказала я, – может, пойдём смотреть мультик? А я тебе дам рисовый сухарик?
Но она покачала головой и продолжила набивать рот макаронными трубочками. Я вздохнула. Ладно. В конце концов, её мама мне сказала, что ничего страшного.
Однако я всё же мучилась. Что толку от того, что сказала Татьяна? Нога-то всё равно будет болеть.
И обсудить не с кем, Андрюха убежал на «дело».
Дальше было хуже. Кьяра смотрела «Винни-Пуха». Я наполняла ей ванну. Когда я вернулась, то обнаружила, что Кьяра переключила канал с DVD на обычный, телевизионный, и смотрит какой-то жуткий боевик со стрельбой и кровищей. Я вырвала у неё пульт и вытащила батарейки, она разревелась, стукнула меня и убежала. Я швырнула батарейки на подоконник, они скатились на пол, под стойку с телеком, и я встала на четвереньки, чтобы их достать, но моя рука под стойку не пролезла. Дядьки на экране потрясали оружием, видимо, подбадривая меня. Я оглянулась в поисках того, чем бы их поддеть, не дядек, а батарейки, но тут из ванной донесся странный звук, словно Кьяра что-то уронила. Я вскочила, просто выключила телевизор, нажав на кнопку.
Кьяра стояла на унитазе. С зубной пастой в руках. Клубничной. К тому времени, как я прибежала, она уже успела съесть треть тюбика.
– Да что ж ты делаешь?! – в отчаянии воскликнула я, вырвала пасту (вспомнив, что где-то читала, что нельзя вырывать у детей из рук ничего, нужно меняться с ними на другой предмет!), схватила Кьяру на руки.
– Кусию, – пояснила она.
От неё пахло искусственной клубникой. Такой химический запах, как от ароматизатора. В голове у меня мелькнула мысль, что клубника – тоже аллерген. И вот непонятно, будет ли нога чесаться от зубной пасты… Я всё-таки не наблюдала пока ещё, вызывает у неё аллергию паста или нет. Что ж, вот, есть такая возможность…
Я быстро раздела её и запихнула в ванну. И только собиралась выйти, разложить на батарее уличные вещи для просушки, как вдруг Кьяра нырнула под воду. У меня всё перевернулось от страха, я подкочила к ней, выловила её. Кьяра отплёвывалась, тёрла глаза и смеялась.
– Я дифин! Я дифин!
Но у меня в горле стоял комок. А если бы я вышла? Если бы…
– О боже, – пробомотала я. – Я, к-кажется, не справляюсь…
В конце концов Кьяра выдернула пробку. Вода вылилась. И я вышла за полотенцем. На минуту. Ну, на две, потому что они одежду не раскладывали по полкам, а пихали как попало, и найти именно полотенце, а не Татьянины чулки или Андрюхин трусняк было проблемой.
И конечно, когда я вернулась, Кьяра вылила в сток весь флакон Татьяниного шампуня. До конца. А Татьяна ни на чём не экономила, и уж тем более на средствах по уходу за собой. У неё всё было – «элитных марок», как она сама говорила. И этот шампунь – можно не сомневаться – тоже.
– Что ж, – пробормотала я, вытаскивая Кьяру из ванной, – запах тоже стоит вполне себе ничего. Элитный.
Но это был блеф. Больше всего на свете мне хотелось сбежать. Да некуда было. То есть было куда. Но с кем оставить Кьяру?
Это, наверное, и есть настоящая ответственность. И хотел бы драпануть, да не можешь. Сиди себе и пережёвывай мысли. Про аллергию от макарон, элитные фартуки и шампуни, боевики на ночь глядя.
Прежде всего про аллергию, конечно. После купания пятно совсем разбухло. И выглядело устрашающе.
Я нашла в холодильнике какой-то крем. Помазала ей ногу. И вроде пятно уменьшилось.
Ладно, вру! Ничего оно не уменьшилось. Но кому-то надо было меня успокоить! А раз больше некому, буду сама себя успокаивать, что ж.
Вот так мы добрались до кровати (мельком я успела разглядеть в зеркале, какое я красномордое растрёпанное чудище).
Положила я Кьяру и попыталась спеть. А она – «не петь»! Тут-то у меня терпение и лопнуло.
Непедагогичное дело
Ну и где я теперь? Сижу как дура на полу и реву (тоже как дура, чего уж там) в плечо двухлетнему ребенку.
Зато вдруг двухлетний реветь перестал.
– Лиса… Ты сто? Анядо пакать! Анядо!
Она погладила меня по волосам.
– Анядо пакать! Ты касивая!
Я опешила.
– Чего? Где я красивая!
– Воасы касивые, – сказала Кьяра и снова погладила меня по голове.
Как она могда в полутьме разглядеть мои волосы?! Да и враньё это! Они при любом освещении уродские. Как говорит моя бабушка: «Я красивая и молодая». И добавляет: «Со спины и ночью».
Но вот бывает такое враньё. За которое хватаешься как за соломинку.
