Жара и боль — разве что последняя была теперь слабее — легким ударом плети вернули мне память о том, кто я такой. Я уставился прямо перед собой. Надо мной раскинулось ночное небо. Огромный шершавый язык вылизывал мою щеку. Я увидел, что справа от меня лежит самка песчаного кота. В темноте ночи ясно виднелись только ее глаза, но они удержали меня взглядом, когда я попытался было поднять руку.
— Великая. — Мой голос прозвучал хриплым шепотом.
— Друг. — Моя голова раскалывалась, словно я много часов пытался понять смысл незнакомой мне речи. Я вскрикнул от удивления, поскольку был уверен, что это не сон, что я действительно улавливаю осмысленную речь в звуках, что исходят из горла этой огромной пушистой кошки.
Только мне было не до чудес. Я все еще был пленником недугов, обрушившихся на меня, когда клыки кошки сомкнулись па моем запястье.
Но мне показалось, что я слышу какую-то музыку, что была мне знакома так давно, что уже стала частью меня самого.
Эти звуки взлетали и падали, и я словно видел разлетающуюся капельками воду, как от струйки, льющейся из горлышка кувшина в чашку.
Затем наконец наступила тишина, и я заснул.
9
Я лежал на спине, завернувшись в складки собственного плаща. Боль из запястья ушла. Я чувствовал себя радостным, довольным тем, что я здесь. Очередной сон? Нет, я был уверен, что это не так. Без сомнения, я слышал и понимал разговор песчаных котов моментом ранее, когда самка ушла, оставив своего супруга на страже.
Я — Клаверель-ва-Хинккель. Мои веки были тяжелыми. Мне трудно было развеять окружавший мое сознание туман. Ветер гладил мою иссушенную пустыней кожу. Я щурился, когда он вздымал клубы пыли на фоне темной скалы. Это — место крайнего одиночества, на какое-то мгновение подумал я…
— Мироурр. — Я старался как можно точнее выговорить это труднопроизносимое имя.
Мне ответило ленивое вопросительное урчание. Огромная голова приподнялась с передних лап, золотистые глаза окинули меня критическим взглядом. Точно так же на меня смотрели на тренировочной площадке моего родного острова, где я учился владеть оружием, — даже это огромное тело, покрытое золотисто-серым мехом, было под стать широкоплечим и тренированным телам боевых командиров моего отца.
Я мог говорить, быть понятым, получать ответ. Иногда мне казалось, что я разделяю лагерь с одним из моих родичей. Смерть таилась где-то внизу — крысы не могли быть истреблены окончательно. Но я постарался отогнать эту мысль хотя бы на время.
— …Меткин с Дороги Грабителей… — Я ясно услышал эти слова. Кот перебирал воспоминания. — Это герой многих битв. Его имя называют в дни воспоминаний, и истории о его подвигах — гордость его клана. — Глубокое гортанное урчание его речи походило на мурлыканье. — А до него — Мьярт от крови Пяти, который бился за многих. — Огромный кот подтянул к себе лапу, оставив пять параллельных полосок на поверхности скалы. — После него — Мас-лазар… и другие, многие другие. Мироэ… Меэстер… — Он зевнул, словно перечисление этих обрывков истории вызвало у него желание вздремнуть.
— А эти герои были дружны с моим народом? — Мне приходилось тщательно выговаривать слово за словом, поскольку я не был уверен, что мой чуждый для них голос сможет правильно воспроизвести эти непростые имена.
Мироурр отрицательно мотнул головой, полуприкрыв сонные глаза.
— Наш клан ходит далеко от чужих дорог. Миф-форд погиб, когда дули жестокие ветра. Он говорил с одним из живущих отдельно, взыскующих знания. Но тот мог запомнить только немногое из того, что ему было рассказано. Но каково начало, таков и конец.
Теперь его глаза закрылись. Мои тоже, поскольку обрывки знаний, которыми он со мной поделился, кружились у меня в голове, не складываясь в нечто строго осмысленное. Но и глубже заглядывать я не желал.
Мой сон был похож на путешествие по странным местам, где кто-то, всегда остающийся рядом со мной, пытался вынудить меня что-то сделать, но я ускользал и легко уклонялся от надзора, который заставил бы меня трудиться.
Я проснулся от другого звука — от скрежета огромных когтей по камням. Я приподнялся на локте, чтобы лучше видеть. Неподалеку от меня сидела кошка. И была она не одна. Копируя ее торжественную позу, глядя на меня круглыми, по-детски пытливыми глазами, рядом с ней сидел кот-подросток. Его пасть была слегка приоткрыта, и он громко и часто дышал.
Хотя он был окрашен так же, как и его родители, пятна на его шкуре были более размытыми, мех — не столь густым, а подушечки лап — слишком крупными, как у всех детенышей. Но со временем он обещал сравняться со своим отцом.
Марайя, кошка, подтолкнула его вперед лапой.
— Мурри. — Ее речь была едва отличима от мурлыканья. — Это один из наших детей, гладкокожий. Как принято и у вас, наша молодежь в свое время отправляется набираться ума. Мурри станет тебе младшим братом, помогая клыком и когтем.
Она замолчала, и я снова начал сражаться со звуками языка пушистых:
— Госпожа, а ты не боишься доверить своего котенка мне, родичу тех, кто охотится на вас?
Может, песчаные коты и не умеют смеяться, но ценят юмор, что чувствовалось и в ее ответе.
— Доверить его тебе, детеныш? Нет, скорее, мы поручаем ему тебя.
— Но…
— Именно так, детеныш, — ответил Мироурр. — Здесь произошли странные события. Я был беззащитен перед твоим ножом. Но ты не отнял у меня жизнь, а старался спасти меня. Мы плечом к плечу сражались против отвратительных порождений тьмы.
— И еще, старик, — вмешалась Марайя, — ты сочувствовал ему и не оставил на растерзание тварям.
— И ты теперь не тот, кем был прежде, — продолжал Мироурр. — Теперь в тебе наша кровь. На тебе наша печать.
Я посмотрел на свое запястье. Там был шрам, но рана зажила хорошо. Я слышал от путешественников истории о людях, подтверждавших таким образом названое родство. Но о подобных клятвах, данных существу другого вида, я раньше не слышал.
Мироурр и Марайя обменялись долгим взглядом. Если они таким образом общались, то я их не понимал. Кот встал, потянулся — всем огромным телом, размером почти со взрослого самца якса. Затем прыгнул — легко, как песчинка, подхваченная ветром, — на вершину скального отрога. Там он стоял, спокойный, словно высеченный из этого же камня, глядя вдаль над песками, окружавшими остров. Он запрокинул голову и издал рык, который мог бы вызвать бурю, повторил его трижды и потом еще, каждый раз слегка поворачивая голову в другом направлении.
Я скоро понял, чего он добивался. Издалека, по пескам, порой настолько сходные с ними по цвету, что заметны они были лишь когда двигались, стекались песчаные коты, и сосчитать их было невозможно.
Шли самцы, огромные, как Мироурр, гордые самки со своими отпрысками. Все они приближались к скальному острову и поднимались туда, где с достоинством правителей ожидали их Мироурр и Марайя. Гости легонько соприкасались носами с хозяевами, а затем расходились маленькими семейными группками, ожидая…
