Со смотрительницей, следившей за порядком в залах средних веков Музея истории, в один из январских дней едва не случился инфаркт. Посетителей, как обычно в будни, было мало. Удобно устроившись в кресле, она вязала внуку свитер и, чтобы не спутать сложный узор, вполголоса считала петли: три направо, две налево, две снять. Внезапно через открытую дверь она заметила, как в соседнем зале средневековый рыцарь, годами недвижно стоявший в углу, начал поднимать руки и крутить головой. Вязанье выпало у нее из рук. Она пронзительно вскрикнула и без чувств обмякла в кресле. Немногочисленные посетители и служители из других залов поспешили к ней. Кто-то принес стакан холодной воды и брызнул в лицо. Она открыла глаза и рассказала о случившемся. Но выяснилось, что, кроме нее, никто ничего не заметил.
— Ты задремала, вот тебе и приснилось, — успокаивали ее товарки.
— Да вы что! Я на работе никогда не сплю. И ты ничего не заметил? — обратилась она к долговязому длинноволосому парню с блокнотом в руке. — Крутишься тут третий день вокруг этого страшилища, рисуешь что-то, измеряешь.
— Я из исторического кружка Дворца пионеров, — пояснил парень. — Готовлю доклад о средневековых модах.
Внешне парень был просто вылитый Даумант из восьмого «б».
* * * Все хлопоты о праздничной программе взяла на себя учительница пения Иева Александровна. По школе ходили слухи, что программа должна быть суперколоссальной, но сами исполнители таинственно молчали и у них ничего нельзя было узнать. Учительница рисования
Майга Николаевна вместе со своей свитой — лучшими художниками школы — готовила декорации. Ребята расхаживали по школе в старой одежде, с красками и кисточками, таскали какие-то рамы и рулоны бумаги. Первую скрипку во всем этом играл, безусловно, Даумант.
— Не представляю, что бы я делала без Петерсона, — сказала как-то Майга Николаевна Рейнису Карловичу. — С красками и кистью он обращается так виртуозно, словно всю жизнь только этим и занимался. Талант!
Заместитель директора по хозяйственным вопросам Валентин Кристапович Рушко, издали завидев учительницу рисования, пустился наутек, однако Майга Николаевна, несмотря на свою полноту, оказалась проворнее.
— Нам потребуется еще пять метров полотна, десять листов картона, килограмм светло-зеленой краски. — На щеках ее появились милые ямочки.
— Я всегда относился к вам с уважением, Майга Николаевна, — произнес Рушко. — Но сейчас вы меня вот до чего довели, взгляните! — И он вывернул карманы. — Пусто!
— Найдем! — не уступала Майга Николаевна. — Хотите, первый вальс на карнавале я оставлю для вас?
— Не выношу этот танец, у меня от него кружится голова, — проворчал Рушко. — Давайте ваш список. Но сверх этого ни копейки.
Когда в праздничный вечер директор пошел в зал, его окружили сказочные существа — красные шапочки и снегурочки, арлекины и клоуны. С потолка свисали огромные разноцветные шары и гирлянды серпантина. Стены были украшены фантастическими рисунками.
— Ну как, нравится?
Директор обернулся. За спиной у него стояла настоящая ведьма с всклокоченными волосами, красным носом, в полосатых чулках и с метлой в руках.
— Майга Николаевна, честь вам и слава! — директор не скупился на похвалы.
Раздался скрипучий мужской смех, и ведьму как ветром сдуло.
— Хотите, погадаю, — предложила неизвестно откуда возникшая цыганка с красной розой в волосах. — На сердце у вас красивая блондинка и двое детей. Старший доставляет вам немало хлопот, но вот эта линия говорит, что все кончится благополучно.
— Откуда вам это известно? — директор вырвал ладонь из руки цыганки.
— Мне все известно, такая уж у меня профессия. — Цыганка сверкнула белыми зубами и исчезла.
«У кого из наших учительниц такие красивые зубы?» — размышлял директор.
Зазвенел звонок, возвещавший о начале концерта.
На сцену Клав вышел на руках. На ноги он натянул огромные рабочие рукавицы, а руки сунул в старые женские сапоги. Фрак на нем был по крайней мере номера на два больше, чем положено, и фалды его волочились по земле, а брюки, натянутые до подбородка, собрались в гармошку. Голову украшал цилиндр. Раздался взрыв хохота.
С минуту Клав ловко жонглировал цилиндром, тросточкой и рукавицами, а потом пригласил на сцену директора и географа. Под восторженный смех зрителей Клав стал вытаскивать из ушей и носа директора разноцветные серпантиповые ленты и обвил его ими так, что директор стал похож на полосатую куколку насекомого. У географа из кармана пиджака он достал несколько яиц и объявил, что яйца это не простые, а особенные, «колумбовы».
Старший брат Клава Юст и его друг Тагил пришли в свою бывшую школу посмотреть, как справится «малыш». Они знали, что Клав мечтает поступить в Московское эстрадно-цирковое училище и тайком занимается с бывшим клоуном и жонглером Робертом.
— А хватка у малыша есть! — оценил Тагил первое публичное выступление Клава. — Конкурс в Москве чертовски труден.
— Да, туда валом валят со всего Союза, и из самодеятельности, и эстрадники, и дрессировщики, — добавил Юст. — А у малыша с русским не ахти как.
Новый ансамбль биг-бита из восьмого «б» переживал первое боевое крещение.
Байба, белая как мел, прислонилась к стене.
— Мне нехорошо, я не смогу петь, — прошептала она.
