Зато у него всегда были в изобилии Адмет и Алкеста, Персей и Андромеда и мифы, мифы, мифы без конца и края! Как только я входила в комнату, он закрывал окно и протягивал мне плед — укутаться потеплее. Сначала я дрожала от холода и могла думать только о жаровне с тлеющими углями и о Мирто, запускающей ложку в банку с вареньем. Но дедушка начинал рассказ, и я уже ничуть не сожалела ни об оставленном мною тепле, ни о покинутых сладостях.
Господин Каранасис, конечно, ничего об этом не знал. Как не знал и о том, что дедушка любил Перикла и демократию и терпеть не мог всяких там королей — ни древних, ни тем более нынешнего, а ведь он даже не грек — нам его из Дании прислали да на шею посадили, как говорит дедушка.
— Благодарю вас, господин, — снова взялся за свое директор, полагая, что это дедушка выучил Мирто королям. Затем он повернулся к Мирто: — Если ты будешь прилежно учиться, мы тебя быстро сделаем звеньевой. Наш правитель основал Национальную организацию греческой молодежи!
По дороге домой дедушка с мамой не проронили ни слова. А мы с Мирто болтали без умолку. Мирто прыгала от радости, что ее сделают звеньевой, и неважно, что она и понятия не имела, кто такие эти звеньевые и чем они занимаются.
— Ты слышал, я буду звеньевой? — спросила она у дедушки.
— Дома поговорим, — отрезал он и молча пошел дальше.
Однако дома мы ни о чем таком не поговорили, то есть нет, поговорили, и о многом, только мы ничего не поняли из этих разговоров. Потому что с тех пор, как объявили диктатуру, папа говорит одно, дедушка — другое, тетя Деспина — третье. Только мама ничего не говорит, но мы-то понимаем, что в глубине души она согласна с дедушкой. Однако мне показалось ужасно смешным то, что взрослые стали так серьезно обсуждать, станет ли Мирто звеньевой. Мы даже не поняли, что это за Национальная организация греческой молодежи такая, о которой дедушка сказал, что стыдно заставлять детей туда вступать.
Вечером, когда мы ушли спать, Мирто сияла от счастья и все время меня дразнила, что мне уже почти восемь лет, а я так и не решила, кем стану, когда вырасту.
— А ты кем станешь? Ты вот тоже не знаешь! — обиделась я.
— Как это не знаю? Я решила стать звеньевой!
— Это не профессия!
— Очень даже профессия и в три раза больше!
Я хотела было сказать ей, что стану писателем, но она бы снова ответила, что писателями рождаются, а не становятся.
— Можно подумать, ты родилась звеньевой, — яростно бросила я.
Мирто уселась на спинку кровати и с достоинством заявила:
— Звеньевой — не писатель, звеньевым может стать любой.
Тут-то, верхом на спинке кровати, ее и застала Стаматина, поднявшаяся к нам в комнату закрыть ставни.
— Сейчас хлынет. Господи, спаси того, кто сейчас в дороге, — пробормотала она себе под нос.
И вдруг я вспомнила про Никоса. Где он сейчас? И от леопарда нет вестей.
— Может, это Никос сейчас в дороге? — спросила я.
— И как тебе только в голову такое пришло, детка? — вздрогнула Стаматина.
— А почему ты сказала: «Господи, спаси того, кто сейчас в дороге»?
— Он не в дороге, — ответила она серьезно. — Но он плывет посреди бури…
После чего снова закрыла рот на замок — и спрашивай, сколько хочешь, что происходит с Никосом!
— ОЧПЕЧА — из-за Никоса, ОЧСЧА, что пойдем в школу, — сказала Мирто, когда мы остались одни.
— ОЧПЕЧА, ОЧПЕЧА, — ответила я, потому что школа меня больше не радовала.
Может быть, все дело было в совах и королях.
Первого октября улицы заполнили дети в синей и черной форме. У нас была синяя, с белыми воротничками. Мою учительницу звали госпожа Ирини, а моего соседа по парте — Алексис. Я бы очень хотела поговорить с ним до того, как учительница войдет в класс, но он сидел так, что я чуть не носом утыкалась в его спину. Мне бросилось в глаза, что форма у него старая и поношенная, а ботинки сбиты на носках. Я подумала, что мы вряд ли станем друзьями и что было бы здорово, если бы вместо Алексиса в одну школу со мной ходил Нолис!
Урок уже начался, когда дверь открылась, и в класс вошел господин Каранасис.
— Госпожа Ирини, — обратился он к учительнице, — у вас будет еще одна ученица. Отпрыск одной из лучших семей нашего общества.
Пипица! А господин Каранасис продолжал растекаться тысячью и одной похвалой в ее адрес. Если б он только знал, что Пипица — предательница и лгунья!
Тем временем Пипица изливала мне свои восторги. Она, видите ли, ходила в другую школу, но, узнав, что мы пошли в эту, всё вверх дном перевернула, чтобы и ее сюда отдали. Так, значит, мне еще и всю зиму терпеть Большие неприятности у себя под боком!
На последней перемене ко мне подошел Алексис. Он высокий, просто огромный, худой и очень бледный.
— Как тебя зовут?
— Мелисса.
— А я услышал, что эта толстуха, — кивок в сторону Пипицы, — зовет тебя по-другому.
— Она сказала «Мелия». Это уменьшительное.
— А мне тебя как звать?
— Как хочешь.
— Тогда Мелисса. «Мелия» вообще ничего не значит.
— Так и Никос говорит.
— Это еще кто?
— Да… так, один мальчик из нашего района, — пробормотала я, запинаясь и краснея от вранья.
Потом Алексис задал мне вопрос, которого я совсем не ожидала. Он спросил, платим ли мы за обучение по обычной цене или «со скидкой». Я уж было разозлилась — ему-то какая разница, как мы платим? Но он не дал мне ответить, прошипев в самое ухо:
— А я — «со скидкой», поэтому, если я не исправлю свои оценки по арифметике, меня оставят на второй год.
— Да ты что! А если бы ты учился не «со скидкой», то как бы перешел в другой класс? — удивилась я.
И Алексис рассказал мне об удивительных порядках, царящих в школе господина Каранасиса. Он с первого класса ходит в эту школу, так что успел их изучить. Те дети, которые платят за обучение, как положено, никогда не остаются на второй год, даже если они непроходимые тупицы. А вот тот, кто платит «со скидкой», чуть только у него учеба не заладится, сильно рис-ку-ет. Это Алексис сказал так — «рис-ку-ет», выделяя каждый слог, мне даже стало страшно.
— Мы тоже «со скидкой», — призналась я.
— Кто это вы?
— Я и моя сестра. У меня сестра в пятом классе. Ей-то нечего бояться. Она очень хорошая ученица. Она даже знает, сколько тычинок у цветка яблони.
— Нашла чем хвастаться!
Я открыла рот, чтобы ответить, но тут прозвенел звонок, и мы пошли в класс.
Не успел урок начаться, как к нам снова пришел господин Каранасис — на этот раз в сопровождении мамы Пипицы. Мамаша начала присаживаться за каждую парту, чтобы понять, где дует из окна, а где нет, откуда лучше видно доску и куда стоит посадить Пипицу. К счастью, не рядом со мной. Не потому что я так уж рада сидеть рядом с Алексисом. Но с Пипицей… нет уж, увольте!
