Стояло жаркое лето. И, наверное, мы ехали на море. Раньше мы часто отдыхали на море.
Мы ужасно торопились, потому что опаздывали на поезд. До отхода поезда оставалось минут пять.
И вдруг у входа на вокзал мама увидела апельсины. Мама обожает апельсины. Когда она видит апельсины, у неё загораются глаза. Ни о чём другом она уже больше не может думать. Только об апельсинах.
Продавщица, не торопясь, взвесила пять килограммов оранжевых апельсинов. И пересыпала их в пакет.
– Спасибо! – завопила мама.
Мы выбежали на перрон. Поезд ещё стоял.
Мы помчались к своему вагону. Маме было ужасно неудобно бежать. К животу она прижимала пакет с апельсинами, а сзади, по спине, её била сумка с вещами. Да и я к тому же всё время отставал.
И вдруг, когда мы уже почти добежали до своего вагона, пакет с апельсинами разорвался прямо у мамы в руках! Поезд в это время тронулся с места, а апельсины покатились по перрону – такие оранжевые мячики. – Они катились, и провожающие бросились подбирать и совать их маме. А пассажиры и проводницы смеялись.
Мама бегала и ловила свои апельсины.
Они снова падали.
И поезд ушёл.
И вот почему, когда бабушка говорит об ушедшем поезде, мне становится одновременно и грустно, и спокойно, и весело на душе. Мама сказала мне тогда:
– Как весело катились апельсины! Как грустно, что ушёл поезд! Но как мне спокойно, что ты – рядом! И я с тобой!
ПЖВ
Федю Федотова вызвали к доске.
Роза Максудовна сказала:
– Федотов, читай задачу вслух! Потом решай! На доске!
Быстро!
Роза Максудовна толстая, но очень энергичная женщина.
Федя Федотов панически боится Розы Максудовны.
А когда боится, начинает заикаться.
Запинаясь, он читает:
– В а-автобусе б-было н-несколько п-пассажиров. На п-первой ос-становке…
– Федотов! Верни учебник!
Роза Максудовна сердито читает вслух задачу, причём обращаясь именно к Феде Федотову:
– Федотов! Ты слышишь? Итак! В автобусе было несколько пассажиров! На первой остановке вышло 8 и вошло 5, а на второй вышло 9 и вошло 16! Кого, Федотов?!
– К-кого?
– Пассажиров! Сколько пассажиров было в автобусе до первой остановки, если после второй остановки их стало 35?
Федотов закатывает глаза и через три секунды сообщает:
– Т-тридцать один…
У Феди Федотова исключительная способность – он поразительно быстро считает в уме.
Я как-то раз спросил у него:
– Федул! Как это у тебя получается?
– Не знаю, – ответил Федя. – Как-то так… само…
Мне стало ужасно завидно. А потом я успокоился. Это же необъяснимое явление. Чему тут завидовать?
– Федотов! – раздражённо произносит Роза Максудовна. – Я у тебя не ответ спрашиваю, а решение задачи! Бери мел и пиши!
Федотов берёт мел и начинает писать: «Было – неизвестно сколько. Вышло 8 пс. Вошло 5 па. Вышло 9 пр. Вошла 16 пж. Стало – 35. Значит, было – 31 пжв».
– Федотов! Ты можешь быстрее? – спрашивает Роза Максудовна и смотрит на доску.
Класс умирает со смеху.
– Федотов! – кричит Роза Максудовна. – Где уравнение?! Что такое «пс», «па», «пр»? Что такое «пж», «пжв»?!!
– Ой, – ойкает Федя, стирая «в» у «пжв». – Это п-пассажиры…
– Садись, Федотов! – красная Роза Максудовна пододвигает к себе классный журнал и берёт ручку. – Жалко мне тебя, Федя… Гений ты наш… Садись, садись… Три с минусом…
Честно говоря, всю эту историю я слушаю вполуха. Меня больше заинтересовывает то, что написал Федотов. И даже не что, а как! То есть Федин почерк.
На перемене я подошёл к нему и сказал:
– Федул, ты нормальный человек?
– Ч-что? – спросил всё ещё заикающийся Федя.
Я достал из кармана сложенное письмо от «А.О.», развернул его и показал Федотову.
– Это твоё? – спросил я. – Признавайся, если ты нормальный!
Федотов покраснел.
– Ну?! – сказал я.
– М-моё… – промямлил Федотов.
– А за что я должен тебя простить? – спросил я.
– М-меня? – переспросил Федотов.
– Ну а кого! – сказал я. – Это ты писал: «Ты никогда меня не простишь… Пожалуйста, прости меня»? Или не ты?!
– Я… – сник Федотов.
– А что такое «А. О.»? – спросил я. – Ты же «Ф. Ф.»!
– Это н-не я… – Федотов старался на меня не смотреть.
– А кто? – спросил я.
– Она… – ответил Федотов.
– Да кто – она?! – громко и зло сказал я.
Проходившая мимо нас девчонка испуганно отпрыгнула в сторону.
– Ира… – ответил Федотов.
Я, конечно, подозревал, но всё равно для меня это было ударом. Ниже пояса.
– А поч-чему «А. О.»? – заикаясь, проговорил я.
– Потому что, – тихо сказал Федотов, – её имя и фамилия заканчиваются на эти буквы… Вот почему…
Мне стало тоскливо.
– Оно, – я показал на письмо, – пришло только вчера.
– Жаль, – сказал Федотов.
– Тебе, что, правда, жалко? – изумился я.
– Да, – сказал Федотов. – Она ведь меня уже не любит… Разлюбила ещё тогда, зимой…
– Ну и что теперь? – спросил я.
– Не знаю… – ответил Федотов.
– Ладно, – сказал я. – Ладно…
Федя Федотов смотрел на меня такими глазами, словно провожал на войну, и больше никогда не увидит.
– Ты меня не жалей, Федул, – сказал я.
У меня в жизни всё чудесно.
– Да, – ответил Федотов. – Хорошо. Конечно.
– И себя не жалей, – сказал я.
И тут мы заметили Иру Демьяненко. Мы увидели, что она хочет к нам подойти.
