— В некоторых европейских странах, — начал он свою любимую фразу, — существует странный обычай. Там обед подают так поздно, что никогда не знаешь, поздний ли это обед или ранний ужин.
— Ты голоден? — спохватилась Екатерина.
— Катюша, Катюша, ты забываешь, где я теперь работаю. Там голодных нет. От кофе, если не трудно, я бы не отказался.
Юрий выпил две чашки кофе, посидел еще около часу, задремал слегка. Потом посмотрел на часы:
— Неужели три? — и засобирался домой. — Я позвоню, — сказал он, прощаясь, и коснулся губами ее щеки. Невероятно!
Она почти заснула, когда раздался телефонный звонок. «С ума сойти!» — простонала Екатерина, нащупывая телефонную трубку.
— Катюша, — услышала она знакомый голос, — я уже дома!
— А я уже сплю! Ты знаешь, который час?
— О, уже четыре! Да, поздновато, извини.
— Какого черта тебе нужно? Мне завтра рано вставать!
— Уже сегодня, — поправил Юрий Алексеевич. — Какая ты грубая, Катюша!
— Пошел вон!
— Тебе замуж нужно, Катюша, причем срочно. Ты на глазах превращаешься в мизантропическую старую деву. Я тебя не узнаю!
А она было решила, что он переменился!
— Не звони мне больше! — завопила Екатерина. — Я не хочу тебя видеть!
— Слышать, — поправил Юрий. — А замуж за меня пойдешь?
— Что? Что ты сказал?
— Я спросил, пойдешь ли ты за меня замуж, — раздельно выговорил Юрий, — но я понимаю, вопрос серьезный, и девушке полагается подумать, хотя бы для виду. Даже если она согласна. Я подожду. Но недолго, имей в виду.
Екатерина бросила трубку. Через минуту телефон снова зазвонил.
— Спокойной ночи, любимая, — услышала она, — помни, я жду. — И короткие сигналы отбоя.
— Спи, — приказала себе измученная волнениями сегодняшней ночи Екатерина, — все ответы и решения — завтра, завтра, завтра!
Глава 6
ЕКАТЕРИНА И ГАЛКА
На рассвете Екатерине приснился крошечный мальчик («Диво», — говорила бабушка), который горько плакал, так как потерялся. Екатерина взяла его за ручку и принялась оглядываться вокруг в надежде обнаружить признаки суеты, шума и услышать крики испуганных родителей. Но все было тихо. Никто его не искал. Потом мальчик запросился на ручки. Екатерина подняла его и прижала к груди, почувствовав тяжесть и теплоту маленького тельца. Он перестал плакать и замурлыкал. Екатерина подумала, а может, взять его себе? В этом месте сон ее стал совсем прозрачным, мальчик исчез, а мурлыканье стало явственным. Екатерина открыла глаза и увидела усатую морду кота Купера, он же Марсик, Марсюлик или просто Сюлик для своих, который непринужденно расположился рядом с ее подушкой. Кот проник в дом через никогда не закрывавшуюся форточку на кухне. Умный зверь научился открывать ее снаружи, для чего вытягивался на подоконнике во весь рост и толкал стекло лапой. Когда форточка открывалась, он вспрыгивал на оконную раму, а оттуда в кухню. Обычно Екатерина, у которой был чуткий сон, просыпалась от стука форточки и тяжелого прыжка Купера на подоконник, затем на стол и вслед за этим на пол, но, видимо, события этой ночи так измотали ее, что она спала как убитая.
Купера-Марсика, крошечным трехнедельным котенком, принесла в подарок частная ученица Ирочка. Года, пожалуй, четыре тому назад.
— У нашей Мурзы их пятеро, — объяснила она, — этот — самый… — она замялась, — самый… хорошенький!
Котенок был светло-серый с темными поперечными полосами, толстым животом и тонким мышиным хвостиком. Он смешно заковылял по столу, обнюхивая все, что попадалось ему по пути. Взобравшись на учебник разговорного английского Купера и Рубальского, он застыл, полуприсев на задние лапы. Кончик его хвоста слегка подрагивал от напряжения. Екатерина и Ирочка молча наблюдали, как под ним появилась и стала растекаться небольшая лужица. Закончив, котенок постоял еще немного, словно прислушиваясь к чему-то, потом, осторожно поднимая лапки, отступил в сторону и стал загребать воображаемый песок. Делал он это сосредоточенно и долго. Невозможно было удержаться от смеха, глядя на его вдохновенно-серьезную физиономию. Потом он возобновил путешествие. Попытался влезть на кипу тетрадок, сорвался и, упав на спину, замер с поднятыми кверху лапами. Прошла минута, другая. Котенок не шевелился.
— Может, он в обмороке? — предположила Ирочка. Котенок, не меняя позы, повернул голову на звук ее голоса и уставился на них блеклыми сизо-голубыми глазами. И снова замер.
— Ты уверена, что это котенок? — спросила Екатерина.
У малыша, лежащего на спине и внимательно их рассматривающего, было маленькое треугольное личико, производившее впечатление вполне осмысленного, непропорционально большие задумчивые глаза и круглые уши с загнутыми наперед кончиками.
— Конечно, котенок! — сказала убежденно Ирочка. — Это же нашей Мурзы ребенок!
— А остальные такие же?
— О нет! Те — другие! Обыкновенные!
Некоторое время они молча наблюдали за котенком, который, в свою очередь, по-прежнему не двигаясь, наблюдал за ними. Потом Екатерина унесла его на диван и урок возобновился. Котенок уснул в вертикальном положении, забившись между подушкой и спинкой дивана. Издали казалось, что он стоит на задних лапах.
Татьяна Николаевна не любила кошек и сначала запротестовала — они тогда еще жили вместе, — но стоило ей увидеть, как котенок упал, сорвавшись с дивана, шлепнулся на спину и застыл, подняв лапки («Нарочно он, что ли?» — подумала Екатерина), она сдалась, только сказав: «Надеюсь, он не ушиб позвоночник?» Врач в ней всегда брал верх. Котенок тут же выдал свой коронный номер. «Коронку», — как говорил еще один из Екатерининых учеников. Он повернул голову в ее сторону и уставился на нее круглыми глазами-блюдцами. Триумф был полный. Татьяна Николаевна сама выбрала ему имя — Марсик. А вечером позвонила Ирочка и спросила: «Как там наш Купер и Рубальский? Привык уже?»
Марсик Купер-и-Рубальский был необыкновенным котом. Он не мяукал, часто падал, срываясь с занавесок, портьер и одежды, висящей на вешалке в прихожей. Упав, надолго застывал. Но самой удивительной его особенностью было то, что, когда его звали, он поворачивал голову и внимательно смотрел в глаза позвавшему. А если он сидел спиной, то запрокидывал голову далеко назад, пытаясь рассмотреть вас в такой «позитуре» (словечко из словаря тети Нины). При этом часто терял равновесие, валился набок и застывал. «Он же видит меня вверх ногами! — удивлялась Татьяна Николаевна. — Почему он не повернет голову, как все нормальные существа? И почему он все время падает? Может, у него что-то с вестибулярным аппаратом?» Почему, почему? Никто не знал почему. А почему у него кончики ушей загибались наперед? Порода такая? Екатерина иногда пыталась разогнуть их, и ей казалось, что они поддаются. Но потом кончики Куперовых ушей снова приобретали привычную форму. «Как увядшие листики!» — говорила Ирочка.
