— Но почему она мне ничего не сказала?
— А вы бы согласились?
— Нет, наверное. Не знаю. Нет!
— Вот видите!
— Но… это же… предательство! Она не имела права решать!
— Нет, это скорее ложь во спасение! Насчет права не знаю! И я ведь мог промолчать, правда? Но я решил, что в данном случае, честность — лучшая политика[24], как говорят англичане. Правда, у них это получается в рифму. А друзьям всегда лучше говорить правду.
— Но ведь она солгала!
— Рано или поздно она бы вам все равно призналась. Ведь за вас боялась. Ее можно понять. Я лично ее понял.
— Значит, мои письма ни при чем?
— Получается, так. Но мысль сама по себе была очень интересной! Я занесу этот случай в анналы своей следственной практики.
— Как образец женской логики?
— Нет, как потрясающе интересный эксперимент! Я чувствую, что если сию минуту не уйду, то останусь встречать новый год с вами! Всего вам доброго в новом году, оставайтесь с Богом, как говаривал мой дед.
Леонид Максимович раскрыл дверь и вышел в морозную темноту улицы. Екатерина, задумавшись, постояла минуту-другую в прихожей, потом заперла дверь, погасила свет и вернулась в комнату.
Потом позвонила Галка. Звала к себе. Кроме детей, будут еще Аля, та соседка, которая ходит в клуб знакомств, и девочка, подружка Павлуши. Может, заглянет на огонек папа Веник. Если вспомнит. И все. Больше никого. Екатерина слегка позавидовала Галке — и без гостей полон дом! А тут один Купер, да и тот скорее всего уйдет на ночь в свою кошачью компанию… И подумала, что, может, права Галка, когда говорит, что работа никогда не заменит ни семьи, ни детей… И все эти эмансипированные бабы, которые утверждают это, просто врут — а что им еще остается? Последнее время голос у Галки был слегка виноватый, и теперь Екатерина знала почему. Она сказала, что придет. Мысль о встрече нового года в одиночестве была невыносима. Галка обрадовалась и тут же попросила захватить майонез. Забыла купить.
А Екатерина все ждала… Было уже около десяти. И Екатерина сказала вслух, обращаясь к телефону:
— Даю тебе еще десять минут. Если через десять минут ты не оживешь, я ухожу встречать новый год к своей подруге детства Галине.
Через шесть минут телефон зазвонил, по-видимому, испугавшись. Екатерина коротко вздохнула и протянула руку к телефону.
— Да! — сказала она официально. — Я вас слушаю!
— А… — услышала она знакомый голос, — добрый вечер!
— Добрый вечер!
— Вот звоню, хочу поздравить с Новым годом…
— Спасибо. И вас с Новым годом.
— Желаю вам счастья в личной жизни и больших творческих успехов!
— И вам того же!
— А вы что, никуда не идете? Или гостей к себе ожидаете?
— Иду. Вообще-то я уже собиралась уходить…
— А я, когда собираюсь уходить, никогда не беру трубку, мало ли что… — В его голосе ей чудится как бы насмешка, и она уже жалеет, что взяла трубку.
— Хорошее правило!
— Да, неплохое. А… — начинает он и смолкает. Наступает пауза.
— Послушайте, — вдруг решается Екатерина, — а зачем вы меня дернули за волосы?
— Низачем. Я не вас дернул, а себя…
Как ни странно звучит эта фраза, Екатерине кажется, что она понимает, что он хотел сказать.
— Я тоже хотел спросить, — продолжает он, — а почему…
— Нипочему, — перебивает Екатерина, — просто название нравится! Всем нравится. Да, придумала сама.
— Понятно… — тянет он и после небольшой заминки продолжает: — А что, если…
— Да! — выпаливает Екатерина раньше, чем успевает сообразить, что делает.
— Тогда я сейчас приеду?
— Да!
— Буду через пять минут!
— Подождите, меня же подруга ждет! — спохватывается Екатерина.
— Возьмите меня с собой!
— Я подумаю!
— Кладите трубку, — говорит он, — вы — первая! Или давайте вместе — три-четыре!
Екатерина бежит в спальню, раскрывает шкаф, торопясь, перебирает платья. Не то… не то… совсем не то… вот это разве… нет! Вот! То, что нужно — черное, длинное, с глубоким узким вырезом на груди и высокими плечами. Купленное по случаю у Славочки, жены «королевского охотника», той самой, которая познакомила Екатерину с воинствующей феминисткой из Америки, Miz Родой Коэн. Она подходит к зеркалу и прикладывает платье к себе. Очень даже… неплохо! Из зеркала на нее смотрит молодая женщина с сияющими глазами, такая… хрупкая, взволнованная и… и… беззащитная! Не неплохо! Просто потрясающе! Склонив голову набок, Екатерина не без удовольствия рассматривает незнакомку в зеркале. «Очень сексуальное», — вспоминает она Галкино определение. Никогда не надеванное именно по этой причине. Наверное, пора его наконец надеть.
