Я дорожил только лишь своими воспоминаниями, а он дорожил крышкой от бутылки. Он повсюду таскал ее с собой. Он брал ее на работу. Он клал ее возле себя, работал, а когда нужно было передвинуться, он передвигал с собой и крышку. Домой он бежал с ней. Спать он ложился с ней. В столовую он бежал с ней и все думал, что может встретить там меня и снова пообщаться. А я, дурак, даже не подумал, что если ты помог кому-то однажды, ты ответственен за этого человека и ты должен заботиться, чтобы он не деградировал снова.
Он стоял в очереди в столовой, крутил головой больше обычного и искал глазами меня. Но он не мог различить меня в толпе. И я не мог. Он уходит оттуда разочарованный, но зажимая крышку в своей ладони.
Сейчас он вернул мне ее.
Я держал ее в своей руке, низко опустив голову, и на ладонь мне капали слезы. Я не мог больше сдерживаться. У меня давно уже щипало глаза, но от тех вещей, которых можно было ожидать. Эта история с крышкой просто потрясла меня. Я не ожидал ничего подобного.
Не только я один задавался вопросами «Кто я?» Каждый из нас, как бы он не деградировал в этих условиях, был способен на человеческие чувства и мысли.
Другие наши
Один из наших, который выписывал круги на месте и никак не мог остановиться, вдруг подбежал ко мне. Он тряс меня за руку и куда-то показывал. Я смотрел в этом направлении, но ничего не видел. Я пытался добиться от него, чего он хочет, но тот лишь трясся и смотрел вдаль.
Потом он подбежал к кому-то еще и тоже начал так его трясти. Я не знаю, к скольким он так подбегал за вечер. Но в конце концов я увидел, что он нашел себе единомышленника. Они вместе побежали в одну сторону. Я не знал, куда и зачем. Я не стал их останавливать. Я подумал, что, может, они вспомнили, где находилась наша деревня, и решили взглянуть на нее.
А я все думал, что же нам теперь делать. Наверное, лучше всего было убежать из этого места и прятаться где-нибудь в лесу, чтобы нас не нашли люди из других корпусов. Казалось: это так просто. Тут нас могут найти, а если мы спрячемся, то, может, и не найдут. Оставаться опасно, так что надо бежать.
Но так поступили бы тараканы. Живые и разумные существа поступают иначе. Если мы убежим, то нас поймают. Как до сих пор ловят «диких», которые предпочитают покончить жизнь самоубийством, чем попадаться в лапы людей. И если нас поймают, то сделают то же самое, что делали раньше: сотрут память. От нас не останется ничего. Из этого мой народ вынесет один лишь урок: нет смысла пытаться делать что-либо. Это мы запомним. Чувство поражения, как и победы, не забывается.
Так что надо оставаться на месте и готовиться к встрече с другими людьми.
Вечером перед сном я все-таки вырвал железную трубку изо рта. Я попытался сделать это, но было очень больно. Тогда я вспомнил, что у людей есть лекарства, и среди них могут быть обезболивающие.
Я снова съездил в Корпус, нашел там кабинет врача, взял все, что нашел под названием: «Обезболивание». Операцию я проводил себе сам. Наши были слишком еще неживыми, чтобы можно было доверить им это. Я намазал мазью отверстие для приема пищи, подождал несколько минут, когда все вокруг рта онемеет, и взялся за дело. Это оказалось сложно: рвать свою плоть руками, слышать при этом звук рвущейся живой ткани. Я стонал и кряхтел, я катался по земле. Я уже хотел было сдаться и навеки остаться с этой трубкой во рту. Но как я завтра буду вести переговоры? Для этого нужно иметь рот, а не отверстие для приема пищи.
Я хотел было уже идти на попятную: «К черту переговоры. Можно просто убежать в лес и спрятаться там. И жить дальше, просто прячась от людей». Это был бы хороший вариант для тараканов. Но я подумал о Ней, которая жила в третьем корпусе. О Другой Нет, которая была в восьмом. И о тысячах других таких же Их и Них, о тысячах разных Нас.
И эта мысль была не такой, как у людей. Они говорили, что женщины нужны для того, чтобы плодиться и размножаться. Нет, мне они нужны были не за этим. Я был частью группы под названием МЫ. Без всех НАС меня становилось меньше. Каждый из нас был напрямую связан с другими. Боль одного человека не может не влиять на другого. МЫ – единое целое. И эта планета – наш дом. Мы должны жить на этой планете, на ее поверхности, а не в мертвых корпусах под землей. И мы должны быть свободными, а не рабами другой цивилизации.
Я очень долго вышатывал эту трубку изо рта. Кровь текла и капала на землю. Я понял, что один с этим не справлюсь. Я нашел помощников и Другого Его. Я попросил, чтобы они вырвали из меня трубку. И они тоже пытались это сделать.
Мы это сделали. Правда, мой рот кровоточил и я ревел от боли. Но я был несказанно счастлив оттого, что могу издавать какие-то звуки. Я мог реветь. Я мог орать. Когда мой рот заживет, я смогу разговаривать.
Действительно, люди из другого корпуса не замедлили появиться рано утром. Два вертолета опустились на землю. Из них выбежало несколько десятков людей, задние прикрывали передних, высматривали что-то. Затем они разделились. Несколько человек остались перед входом в Корпус. Они таращили во все стороны свои ружья. Другие побежали в Корпус.
Вдруг сверху на них вылилась бочка с горючим. Кто-то с испугу выстрелил. Но делать это мокрым было очень опасно. От любой искры горючее могло вспыхнуть.
Тех, кто стоял перед Корпусом, пришлось обливать из брандспойта. Несколько секунд суматохи, но потом все встало на свои места. Из-за деревьев вышли наши, держа под прицелом людей. У некоторых было человеческое оружие, у некоторых излучатели. Вперед всех вышел я с зажигалкой.
Люди тоже держали нас под прицелом. Только они даже выстрелить не могли, чтобы сами себя не поджечь. Так что не было смысла угрожать друг другу. Надо было вести переговоры.
Рот у меня больше не кровоточил, но двигался с трудом. Так что говорил я очень плохо.
– Отдайте нам всех наших, – потребовал я.
– У нас их нет, – попытались было люди.
Если бы они знали, как мне трудно говорить, может, они бы отвечали быстрее и не уводили разговор в сторону.
– Всех из семи оставшихся корпусов, – ответил я.
Они пытались было говорить о чем-то другом, но я лишь показывал им огонь на зажигалке.
– Этим вы все равно ничего не добьетесь! – закричал один из людей. – Вы убьете нас, но все равно у нас мощи больше! Прилетят другие отряды, и от вас мокрого места не оставят!
Тут я выдал самую длинную свою фразу:
– Если вы отдадите нам всех наших, мы позволим вам и дальше жить у нас под землей. Звоните вашему главному и предлагайте обмен: меняем вас на всех наших.
– Это безумие, – сказал кто-то из людей.
Но все же они слушались. Их положение было гораздо хуже, чем у нас. Они вытащили рацию, стали сообщаться с кем-то.
– Они всех нас взяли в заложники… Да не получится у нас их прикончить! Мы уже у них в плену!
