«…Если кто не родится свыше…»[8]
Господи, я не знаю, что Ты пытаешься сказать мне. Может быть, то, что Лиота Рейнхардт не верит в Тебя? Мне ничего не известно о моей бабушке, кроме того, что моя встреча с ней убьет мою мать, как только она узнает об этом.
А что если Лиота Рейнхардт не верит в Иисуса, не признает Его своим Господом и Спасителем? Что тогда?
Эта мысль начала преобладать над всеми остальными. А что если никто не потрудился передать Лиоте Рейнхардт добрую весть об Иисусе Христе? Что если душа бабушки не спасена? Энни чувствовала себя виноватой. Вместо решительных действий со своей стороны она подливала масла в огонь взаимной ненависти родителей: сначала разочаровала мать отказом ехать учиться в Уэллсли, затем по телефону расспрашивала отца о Лиоте Рейнхардт.
Энни вдруг поняла, насколько неглубока ее собственная вера, и от этого ей стало еще хуже. Раз она может помалкивать и ничего не делать, значит, с таким же успехом может отказаться от веры. Если она боится рискнуть чем-нибудь — пусть даже всем — ради того, чтобы донести до родной бабушки Слово Божье, то ей лучше захлопнуть Библию и поехать либо в Калифорнийский университет, либо в Уэллсли, в зависимости от того, который из ее родителей окажется сильнее.
Господи, я не могу больше так жить. Не могу. Я слабая. Я все время совершаю ошибки. Какая польза от моей веры или моего знания, если моя семья разрушена?
Чем дольше она размышляла, насколько мало она знает о своей бабушке, тем все больше убеждалась, что ей следует поехать и самой разобраться, в каких отношениях с Господом находится ее родственница. И, возможно, в процессе разговора с ней она, Энни, узнает, почему выросла стена отчуждения между ней и ее дочерью Норой.
«…Благословение и проклятие, как написано в книге закона…»[9]
Какой была Лиота Рейнхардт?
О, мама, чем же я напоминаю так презираемую тобой бабушку?
Лиота сидела перед телевизором. Пока блондинка в зеленом атласном платье, застыв в неестественной позе, открывала следующую букву, она уже успела разгадать всю фразу. «У», — назвала Лиота. «У!» Что может быть проще? _ _ н_ _ _н Дядю_ _ _ Сэ_ _. Она с такой легкостью отгадала всю фразу целиком, словно все буквы в ней были открыты. Ты нужен Дядюшке Сэму. Она даже представила, как изображенный на плакате немолодой мужчина с бородкой я в цилиндре указывает прямо на нее.
— Буква «О», — сказал один из участников передачи.
С выражением отвращения на лице Лиота подошла к телевизору и принялась отчаянно переключать каналы в поисках чего-нибудь интересного или развивающего, всего что угодно, лишь бы скоротать время и при этом избежать появления недоброго желания разбить вдребезги «говорящий» ящик.
Снова показывают «Даллас». Щелк. Новости. Щелк. Ток-шоу о матерях, которые отбили поклонников у своих дочерей.
Потрясающе.
Щелк. Фильм о матери, которая задумала убийство конкурентки своей дочери-старшеклассницы, чтобы та смогла победить в соревновании между группами поддержки. В анонсе этого фильма уверяли, что он основан на реальных событиях!
Барахло и есть барахло, вне зависимости от звучности названия.
Щелк. Музыка будто из ада, и танцуют под нее люди, чем-то похожие на бесов. Щелк. Старый фильм. Лиота видела его прежде, году эдак в 1947 или около того. Не очень-то он тогда был хорош, весьма сомнительно, что за эти годы стал лучше. Щелк. Бокс. Подходящее ее настроению зрелище, но уже не впечатляет. Щелк. Полиция в действии, документальные кадры. О, это, должно быть, так же интересно, как повторный показ судебного разбирательства дела Клинтона.
Почему у кого-то должно появиться желание смотреть эти программы?
Большинство людей и так уже на грани нервного срыва. Неужели работники телевидения хотят превратить их в невротиков с суицидальными наклонностями? Может быть, они организовали заговор и добиваются именно этого? Вероятно, Оливер Стоун уже начал работу над своим новым фильмом.
Если мне повезет, то я умру раньше, чем его фильм покажут по телевизору.
Щелк. Телемагазин.
Батюшки, что же они собираются продать на этот раз?
Ювелирные изделия с востока из нефрита. Китай. Япония. Наши новые лучшие друзья. Забавно, до чего быстро и легко люди забывают историю, чтобы получить возможность купить дешевые товары.
— Гори все синим пламенем!
Лиота выключила телевизор и в наступившей тишине подошла к мутному окну. Уже стемнело, и уличные фонари поблескивали неровным светом. Часы на каминной полке пробили одиннадцать, но Лиота не чувствовала усталости. Что, собственно, неудивительно, ведь добрую половину дня она проспала в кресле. Проснулась, потому что затекла шея, и поняла: впереди у нее долгая бессонная ночь.
Она взглянула на фотографии, что выстроились вереницей на каминной полке. Самую последнюю, пятилетней давности, она получила от Эйлиноры. Семейный портрет, сделанный профессиональным фотографом на Рождество. Безупречный. Эйлинора ослепительно хороша в своей блузке из красного атласа с великолепной ниточкой жемчуга. Разумеется, настоящего. Ее муж Фред в дорогом черном костюме, седые пряди в густых волосах делают его внешность неотразимой. У Майкла, направившего свой взгляд на камеру, надменное выражение лица. А Энни с длинными, такими же, как у ее отца, рыжеватыми волнистыми волосами, очень мила.
Каким симпатичным мужчиной был Дин Гарднер. Как жаль, что этот брак распался. Она любила Дина. Он был не таким неотесанным, как первый муж Эйлиноры, Брайан Таггарт, и не таким целеустремленным и удачливым, как Фред Гейнз. Какой позор, что проблемы не были улажены с самого начала. У нерешенных проблем есть одно свойство — они разрастаются, как сорняки в саду. Дай им полную свободу, и они начнут диктовать образ жизни, который на корню погубит все лучшие воспоминания, жизненные уроки, намеченные цели или ясность понимания мира. В конце концов, этот образ жизни губит и саму любовь.
Господи, как дитя, которое я так сильно любила, может относиться ко мне с таким презрением? Ответь мне, Господи. Что я сделала неправильно?
Лиота всегда печалилась, думая об Эйлиноре. Что случилось с ее девочкой? Три брака, двое детей, которые преуспевали во всем, чем бы ни занимались, дом за железными воротами, роскошные машины, отдых в Европе, и все же Эйлинора не была счастлива.
Я годами молилась за нее, и что хорошего из всего этого вышло? Я сдаюсь, Господи. Ты Сам с ней разбирайся.
От сильной душевной боли она закрыла глаза.
Хоть бы раз мои дети, моя кровь и плоть, сказали бы мне, что любят меня так же сильно, как я люблю их. Как бы мне хотелось увидеть у себя дома дочь, которая вместо того, чтобы заниматься перечислением моих неудач, поблагодарила бы меня за все, что я сделала для нее. Чтобы хоть раз Эйлинора или Джордж просто сказали бы: «Спасибо, мама. Я ценю все, что ты сделала для меня».
