— Ну-ну, — протянула она успокаивающе, — я ведь и сама именно этого жду. Но только не сразу. А ты ничего не хочешь понять. Ты судишь себя по прежним меркам, а они теперь не годятся.
Джеймс повернулся на бок и положил голову на ее упругое чуть подрагивающее бедро.
— Послушай, ты очень мила, и я тебе благодарен, но… — Он хотел поскорей развязаться с унизительной ситуацией, сослаться на нервное истощение, пообещать когда-нибудь навестить ее в лучшие для него времена, но никак не мог составить более-менее благопристойную фразу. К тому же ему нравилось поглаживать ее кожу, она была так шелковиста и так прогибалась под пальцами, что… нет, он решительно не мог заставить себя покинуть постель или попросить ее удалиться.
— Джеймс, ты волнуешься понапрасну. Ты еще не привык к себе самому. Успокойся. Давай я покажу тебе, как и что надо делать. Я люблю наставлять. — В ореховых ярких глазах блеснула плутоватая зелень. — Ты должен знать, как со мной обходиться. Это не так уж трудно, дружок. — Женщина заворочалась, устраиваясь поудобней. — Так, теперь, пожалуйста, положи руку сюда. Это будет хорошим началом.
Изумленный Джеймс покорно, словно четырнадцатилетний подросток, выполнил указание. Сначала его мучило чувство вины перед Мадлен, потом, когда вожделение разгорелось, образ возлюбленной потускнел и он всецело обратился к Мирель. Пыл любовников все возрастал, и хотя чувственная игра шла в несколько непривычной Джеймсу манере, ему уже не в чем было себя упрекнуть.
Несмотря на протесты, Роджер невозмутимо сопроводил мадам Кунст в отведенную ей комнату.
— Есть люди, которых мне надо бы повидать. У вас нет права удерживать меня здесь.
— Но идут бои, мадам, и покидать замок опасно.
— Мне сказали, что в Ницце стоит пароход, уходящий в Шотландию. Я должна успеть на него. Поймите, должна.
— Мадам, по вашему поручению хозяин наведет нужные справки. Зачем вам лишний раз рисковать? — За безупречной вежливостью слуги скрывалась неподатливость камня.
— Граф так влиятелен? Он мне поможет? — В голосе беженки звучала мольба, диссонирующая с ее настороженным взглядом.
— Он сам решит это, мадам Кунст. Я передам ему все ваши пожелания. — В холле, там, куда не падал свет фонаря, царила кромешная темнота. — У вас в комнате достаточно свечей?
— Достаточно, да. — Ответ был резким, если не грубым. — Мне надо ехать. В Шотландию. Вы можете это понять?
— Я передам хозяину.
Женщина вскинула к подбородку крепко сжатые кулачки.
— Вы глупый лакей! — вскричала она гневно и осеклась. — Простите. Я так устала, что не владею собой.
— Да, мадам Кунст. — Голос слуги звучал ровно.
— Эта женщина, — спросила беженка, отворяя дверь в свою спальню, — без нее разве нельзя было обойтись?
Роджер только поджал губы, показывая, что никак не намерен обсуждать отношения своего хозяина с Мирель Бек.
— Впрочем, такие вещи время от времени происходят, я полагаю, — пробормотала, сдаваясь, мадам. — Высокородные живут по своим правилам, правда?
— Спокойной ночи, мадам Кунст, — ответил Роджер, закрывая за ней дверь. Убедившись по звукам, что подопечная разбирает постель, слуга повернулся и пошел обратно в гостиную, где, как он знал, его уже должны были ожидать.
Незадолго до рассвета Сен-Жермен обнаружил Джеймса в саду и молча пошел рядом с ним.
— Она кое-чему меня научила, — сказал журналист после длительного блуждания по садовым дорожкам.
Под ногами скрипел неприглаженный гравий. Джеймс, протянув руку, сорвал с заброшенной клумбы увядший цветок.
— Это не то, что я думал. — Сухие, как бумага, лепестки ломались в его пальцах.
— Но терпимо? — спросил как бы походя Сен-Жермен.
— Да, терпимо. — Американец издал смущенный смешок. — Терпимо. Вполне.
Они пошли дальше. Сен-Жермен покосился на небо.
— Через полчаса встанет солнце, — заметил он. — Вы еще не привыкли к нему, мистер Три. И пока не привыкнете, вам лучше сидеть под крышей.
— Угу. — Джеймс повернул к замку и с некоторой натугой сказал: — Мирель обещала через день-другой опять навестить нас. Но она ведь не….
— Она будет здесь ради вас, мистер Три. Я пока не нуждаюсь в ее услугах.
— Почему? — Джеймс облегченно вздохнул. — Вы решили очаровать австриячку?
— Какой вздор! Нет, конечно же нет. — Выразив свое отношение к реплике журналиста, Сен-Жермен счел нужным кое-что пояснить: — Но, если бы мне и впрямь захотелось воспользоваться ее… услугами, я бы дождался, когда наша гостья заснет, и пришел бы к ней, а наутро она ничего бы не помнила, кроме приятного сна. Со временем вы узнаете, как это делается, и поймете, что в таком варианте сближения тоже есть свои преимущества. Но мадам Кунст — темная лошадка. Я не знаю, зачем она здесь. Было бы неразумно входить с ней в интимную связь, чтобы не давать ей повода что-либо заподозрить. Она может проговориться кому угодно, что в любом случае нам навредит. Силы Сопротивления вполне могут прекратить на время отлов немецких прихвостней, чтобы заняться более древним видом охоты. Ибо весь мир в нас видит опасность, и вам не следует о том забывать. Мне бы совсем не хотелось покидать Монталье. — Он помолчал. — Я еще раз призываю вас, Джеймс, будьте предельно благоразумны.
— Вы назвали меня по имени? — удивленно вскинулся журналист. — Почему? Из-за Мирель?
— Не выдумывайте. — Сен-Жермен усмехнулся.
— До этого вы обращались ко мне по фамилии, — упрямо возразил Джеймс и выразительно глянул на графа.
— А вы вообще никак ко мне не обращались, — прозвучало в ответ.
Американец сморгнул.
— Просто… я не знаю, как мне вас называть.
— Разве? — Сен-Жермен кивком указал на боковой вход в замок. — Пройдем через кухню. Так будет короче.
Джеймс собрался открыть узкую дверцу, как вдруг его слуха коснулся отдаленный, но грозный и непрерывный гул. Подняв голову, журналист обшарил глазами небо и наконец заметил несколько самолетов.
— Не разберу, чьи они, — тихо сказал, он.
— Американские или английские бомбардировщики. Возвращаются с ночного рейда.
— Они забираются так далеко?
— Это бывает. Вы просто пока еще обращаете мало внимания на мир вокруг вас.
— Верно, — признал Джеймс, глядя, как граф задвигает щеколду. — К чему такие предосторожности?
— От любопытных. Жизнь аристократов весьма притягательна для местных крестьян. У них ведь мало каких-либо развлечений. Они очень угрюмые, скрытные люди, каждый из них за внебрачную связь забьет до смерти грешную дочь. Однако господа — существа другого полета. Нынешние крестьяне, как и их предки, даже гордятся похождениями своих феодалов и, если потребуется, готовы положить за них жизнь.
