Я знал, что Лола — личность. И все-таки трудно было не видеть в ней рабыню. Временами я даже подозревал, что леди Джина проявляет недовольство Лолой.
— Он посмотрел на меня! — закричала Лола, повернувшись к дрессировщице и торжествующе показывая в мою сторону.
Это было правдой. Я действительно смотрел на нее. В этой тюрьме, питаясь простой и здоровой пищей, занимаясь постоянными тренировками и упражнениями, находясь в горианской атмосфере, я начал чувствовать возвращение моей сексуальности. Конечно, я боролся с этим. Но иногда мне казалось, что бесполезно мучить себя зря. Зачем все это? Что плохого в том, чтобы быть мужчиной?
— Двадцать ударов! — закричала Лола, обращаясь к Теле.
Тела вопросительно посмотрела на леди Джину.
— Хватит одного, — сказала та. Лола побледнела.
— Не забывай, Лола, — проговорила леди Джина. — Ты не свободная женщина. Не становись надменной.
— Слушаюсь, госпожа, — испуганно пробормотала Лола.
Мне было приятно видеть страх рабыни.
— Можешь применить дисциплинарный удар, — сказала Теле леди Джина.
Удар был произведен. Я вздрогнул. Тела, будучи женщиной, не могла ударить кнутом слишком больно. Женщина не в состоянии наказать мужчину кнутом как следует. С другой стороны, мужчина может ужасно наказать женщину, если захочет этого. Впрочем, я знал: ни один настоящий мужчина не захочет так поступить.
— Вылей вино обратно в сосуд, — велела леди Джина, — и снова налей его в чашу.
— Слушаюсь, госпожа, — ответил я и спустя мгновение снова налил вино в чашу для Лолы.
— Ты слишком медленно наливаешь, раб, — произнесла она.
— Простите меня, госпожа, — ответил я.
Однако Лола не приказала Теле ударить меня опять. Когда я отодвинулся, Лола качнулась вперед и рукой уронила чашу на маленький стол.
— Неуклюжий раб, — с ужасом закричала она.
Я испугался.
Лола взглянула на леди Джину.
— Смотрите, что он сделал! — кричала она.
Я посмотрел на Лолу с внезапной яростью.
— Ты разве не раб, Джейсон? — поинтересовалась леди Джина.
— Простите меня, госпожа, — торопливо обратился я к Лоле, — я сейчас же все уберу.
— Поторопись, раб, — торжествующе молвила она, — а я пока подумаю, каким будет твое наказание.
В ярости я отошел к стене, поставил сосуд с вином, взял тряпку и воду и быстро вернулся, чтобы вытереть стол.
— Неуклюжий раб! — прошептал мне один из рабов, стоящих на коленях в шеренге.
Вытерев разлитое вино, я убрал воду и тряпку и снова опустился на колени перед Лолой.
— Голову вниз, — приказала рабыня.
Я наклонил голову.
— К какому наказанию я приговорю тебя? — задумалась она. — О, придумала! Возвращайся в свою камеру и сними одежду. Там тебя закуют в цепи. Сегодня тебе не будет ни еды, ни одеяла. Заодно скажи страже, что тебе причитается двадцать ударов… — Помолчав, Лола задумчиво добавила: — «Змеей».
Я посмотрел на нее, не поверив своим ушам. Люди иногда умирают под ударами «змеи».
Рабыня презрительно улыбалась мне.
— Хватит с него и пяти, — веско произнесла леди Джина.
— Очень хорошо, пять ударов, — кивнула Лола.
— Поблагодари свою госпожу и выполняй приказ, — проговорила дрессировщица.
— Спасибо, госпожа, — сказал я Лоле.
— Беги, беги, раб Джейсон, — ответила надменная рабыня.
Я поднялся на ноги и выбежал из комнаты.
— Тандрук, — услышал я голос леди Джины за спиной, — ты следующий! Налей вина, Тандрук!
Я лежал на камнях своей клетки, обнаженный, в крови, с закованными руками и ногами. Я с трудом мог шевелиться. Я получил пять ударов «змеей», с которой умело обращался мужчина.
— Джейсон!
С трудом поднявшись на колени, я посмотрел налево. Там, по другую сторону решетки, стояла леди Джина.
— Почему ты не сказал, что это Лола пролила вино? — спросила она.
— Так вы знаете, что это сделала она?
— Конечно. Ее маленькая рука хоть и быстра, но не настолько, чтобы ускользнуть от моих глаз. А твои руки не могли уронить чашу.
— Мне не хотелось, чтобы вы наказывали ее, — ответил я.
— Хорошо! — произнесла дрессировщица. — Я вижу, ты учишься. Хочешь приберечь ее для себя, чтобы потом, если представится возможность, самому отмерить ей наказание? Молодец! Ты учишься быть мужчиной.
— Я никогда бы не стал наказывать ее, — ответил я. — Я землянин. Женщина не наказуема, независимо от того, что она делает.
— Как же вы тогда контролируете своих женщин? — удивилась моя собеседница.
Я пожал плечами.
— Мы их не контролируем.
— Вы, мужчины с Земли, вполне заслуживаете жизни, которую ведете, — засмеялась леди Джина.
— Госпожа… — обратился я к ней.
— Я слушаю.
— За что Лола ненавидит меня?
— Ты отличаешься от мужчин, которых она знавала, — ответила леди Джина. — Она находит тебя презренным и жалким. Ты не видишь в ней рабыню.
— Но ведь она — живой человек, — попытался объяснить я. — У нее есть чувства.
— Конечно, у нее есть чувства, — перебила леди Джина, — у нее есть глубокие, возбуждающие, сильные чувства женщины, которая осознает себя рабыней. Ты отвечаешь этим чувствам?
— Нет, конечно нет, — сказал я.
— Типичный землянин, — улыбнулась леди Джина.
— Я даже не предполагал, что Лола испытывает такие чувства.
— Практически все женщины — рабыни, — сказала дрессировщица. — Они жаждут хозяина. Это гораздо глубже ваших мифов и политических изобретений, несмотря на всю их рациональность.
— Как вы можете так говорить? Вы же сами — женщина!
— Посмотри на меня, Джейсон, — проговорила она. — Посмотри на мою силу, мою жестокость. Я не такая, как другие женщины. Я практически мужчина, но по жестокой игре природы заключенный в женское тело. Это болезненно, Джейсон. Вот почему, наверное, я так ненавижу и женщин, и мужчин.
— Я так не думаю, госпожа, — заметил я, — на самом деле вы никого не ненавидите.
Она озадаченно посмотрела на меня, а затем произнесла:
— Думай что говоришь, если не хочешь быть отхлестан и заклеймен.
— Слушаюсь, госпожа, — ответил я. — И все-таки мне кажется, вы — женщина и по виду, и по доброте.
— Остерегайся, раб! — предупредила леди Джина.
— Простите меня, госпожа.
