– Доброе утро! Чего желаете, господин хороший?
– Откуда будешь, солдатик? Из России?
– Нет Россия. Учился колледж, славянский отделений.
– Молодец, – похвалил Алеша. – Тогда принеси бифштекс, пиво и каких-нибудь закусок. Местных каких-нибудь. Какие у вас любят. Понял?
– Очень понял. Никаких других желаний?
Алеша подумал, что неплохо бы сделать и Вдовкину небольшой сюрпризик, чтобы он не закис окончательно.
– Скажи-ка, солдатик, а женщины у вас в Цюрихе есть?
Соседние столики пустовали, но официант на всякий случай сбавил голос до шепота:
– Господин желает прекрасно развлечься?
– Не во мне дело. У меня дружок в номере остался.
Вот ему необходима женщина. Он за этим и приехал.
Желательно даже две. Такие, чтобы поухватистее.
На простодушном лице официанта отразилась трудная работа мысли, – Не совсем понимай. Как значит – ухватистая?
Блондинка, брюнетка? Или?..
Он сделал плавный округлый жест, обрисовывая пышные женские формы.
– Одна блондинка, одна брюнетка, – уточнил Алеша. – Друг у меня чрезвычайно капризный.
– Когда надо?
– Прямо сейчас. Ему невтерпеж.
Официант не трогался с места.
– Ну, чего еще?
– Ухватистый дама дорогой цена.
– Сколько?
– Двести марок – одна дама.
– Это нормально, – согласился Алеша.
Чуть позже началось представление, и на эстраду выбежала танцовщица в черной кожаной, в обтяжку, сбруе. Она имитировала одну из высших форм сладострастия – изображала червя, извивающегося в подземной клоаке. Продолговатый зал ресторанчика причудливо окружал ее церковными рядами пылающих на столиках высоких свечей. Одинокое пятно света и бьющаяся в спазматических конвульсиях женщина-змея посреди замирающего ресторанного гула. Дурманящее зрелище.
Алеша вспомнил Вдовкина, который опроверг Эклезиаста. Все в мире суета сует, но и это всего лишь благостная выдумка слабого человеческого разума. Алеша расплатился, спросил у официанта:
– Что там с дамами, землячок?
– Господин не надо беспокоиться. Дама уже пошел.
…На улице было светло как днем, сквозь мертвенно-белесую электрическую завесу куцый лоскуток небес с пуговками звезд проглядывал декоративной нашлепкой.
Алеша покурил и вернулся в номер, где застал трогательную картину. Вдовкин, обложенный подушками, в пижамном наряде, сидел на кровати, как на троне, по обе стороны в креслах расположились полуголые девицы: одна беленькая, как сахар, вторая африканка, у каждой в руке по бутылке спиртного. Вдовкин, раскрасневшийся и воодушевленный, тоже с бутылкой, читал им суровые наставления и при каждой удачной фразе вместо точки прикладывался к горлышку; вслед за ним и девицы как загипнотизированные поспешно отпивали из бутылок. Не желая нарушать идиллию, Алеша отступил в гостиную, но Вдовкин его окликнул:
– Присоединяйся к нам, путник, – грозно изрек он. – Но выпивку принеси себе сам.
Девицы закопошились в креслах, захихикали, оборотя смазливые мордашки на Алешу, но Вдовкин злобно на них цыкнул, и они присмирели.
– Обращаю сих дщерей порока в истинную веру, – пояснил он, – Обе язычницы, лесбиянки, но сердца их отверзлись для восприятия добра.
Алеша подошел ближе, попытался поставить африканку на ноги, она тут же обвила его шею руками и ловко впилась в губы мокрым ртом. Алеша с силой ее оттолкнул.
– Ты их напоил! Как не стыдно – ведь по двести марок заплатил. Куда они теперь годятся?
Вдовкин ласково погладил перебравшуюся к нему чернявку по головке:
– Заберем их с собой, Алексей. Нечего им тут ошиваться. Это хорошие девушки, но ради пропитания они вынуждены торговать своим телом в этом вертепе, который ты называешь Цюрихом.
Девицы мирно дремали – белокурая в кресле, африканка, свернувшись клубочком, возле самодовольного Вдовкина, – но ни одна не выпустила из рук бутылку.
Алеша сходил к холодильнику. Вдовкин не терял времени даром: спиртного сильно поубавилось. В гостиной он включил телевизор и минут пятнадцать вглядывался в экран, где дергались в бешеном ритме, держась за микрофон, нечесаные молодые люди, и вообще все было так знакомо, что, судя по всему, вскоре должен был появиться Леня Голубков и объявить, что купил жене сапоги. Но вместо этого потянулось занудное действо с бесконечным хождением персонажей из комнаты в комнату. Алеша вернулся в спальню, где царило сонное царство. В живописных позах притихли девицы и мирно похрапывал Вдовкин с приклеенным к губе окурком. Алеша подхватил поудобнее блондинку и вместе с ее пожитками донес до входной двери. Она что-то щенячьи нежное лепетала ему в ухо. Он отворил дверь и выпихнул ее вон. Пошел за второй гостьей.
– Не дам! – сказал проснувшийся Вдовкин. – Это моя рабыня Изаура.
Еле-еле Алеша ее вырвал из цепких лап подельщика.
Изаура так и не очнулась, пока выкатывал ее в коридор.
Замкнув дверь на ключ, он вернулся к Вдовкину и отобрал у него зажигалку.
– Устроишь пожар, пьяная рожа, мне потом отдуваться.
Вдовкин выказал недовольство:
– Самодур ты, и больше никто. Может быть, даже коммунист. Зачем отнял Изауру, голубку? Это самое дорогое, что у меня было.
– Спи, Женя, завтра трудный день.
Ночью Алеше привиделось: Вдовкин крадется к холодильнику, и морда у него была, как у лагерного кума.
* * *
В банке управились быстро. Директор – мужчина лет пятидесяти с прилизанной внешностью, в строгом темном костюме, любезный, предупредительный (щелкнул "Ронсоном" перед сигаретой Вдовкина), но все же с какой-то туповатой отчаянностью во взгляде – принял их в просторном кабинете с плотно зашторенными окнами, угостил кофе с ликером и после довольно долгих объяснений Вдовкина задал лишь один вопрос: почему господа обратились в филиал, а не в центральное отделение "Корпорейшн Лимитед" в Женеве?
– Так нам удобнее, – перевел Вдовкин ответ шефа.
Директор изобразил на лице полное понимание и в свою очередь произнес небольшую речь. Все их требования были вполне приемлемыми, кроме одного: открытый на предъявителя счет не мог превышать определенной суммы, которую директор для наглядности начертал черным фломастером на фирменном бланке.
Сумма была со многими нулями и Алешу удовлетворила. Затем директор вручил ему конверт с заранее подготовленными бумагами и попросил расписаться на трех финансовых документах. Алеша пододвинул бланки Вдовкину, и тот их внимательно изучил.
