Ребеночка проверить надо!
— Я босиком! Грязная! Голодная! Не поеду! — упрямо твержу. — Завтра с утра схожу к гинекологу.
— Сам отвезу! В платную съездим, сразу УЗИ сделаем. Но обещай, Маша, если почувствуешь что, звони немедленно мне. Отвезу в больницу. Не жди скорую!
— Хорошо, — отвечаю, а у самой улыбка на губах: ну действительно, и кто отец ребенка? — А что со Святом решили?
— Согласился ждать. Пару месяцев брат на нарах проведет, подадим на апелляцию. Я решу вопрос. Нам даже на руку неожиданный ход стороны обвинения. Но Орлов не понял.
— Ясно. Интересный расклад карт, — откидываю голову на спинку сиденья, а телефон снова оживает.
На этот раз сестра звонит. Отвечаю сразу, не заставляя ее нервничать еще больше:
— Да, Аннушка! Все хорошо. Я еду домой…
Глава 27
Ты надежду подарила
Павел меня до самой квартиры провожает и с рук на руки сестре сдает. Аннушка едва дверь открывает, на шею мне бросается, но помнит о Ярике, сильно не прижимая:
— Напугала меня, дурочка! Я уже и в полицию звонить собиралась. Но они ж с места не сдвинутся, пока три дня не пройдет или труп не найдут раньше.
— Прости, Ань!
А она на Пашу уже смотрит, ответов ждет. За его мать я вступилась. Считай, тоже виноват в глазах сестры.
— С Орловым договорились. Извинения, конечно, он принес. По сути, закрыть бы его. Основания более чем весомые и статья не шуточная, но…
— Как адвокат, ты оправдал его, так получается?
— Нет, Анна. Человеческий фактор включил. Орлов — фигура значимая, за ним целая система стоит. Лучше договориться, чем потом ворох проблем разгребать. А со своими шестерками он сам разберется.
— Как скажете, Павел Николаевич. Манюня, чего застыла? Марш в ванную! Потом в постель. Кормить буду, — ко мне оборачивается, а я Паше руку протягиваю:
— Спасибо, что помог и быстро приехал! Иди, а то мама в машине ждет. Устала тоже.
— Да, уже иду. Маша, позвони, если что…
— Я помню!
— Либо завтра утром я заеду и отвезу, как договорились.
— Хорошо, — улыбаюсь, а он склоняется и в щечку меня целует, Анне кивает и за дверь.
А я по-прежнему телефон в руке держу, вспоминая, что Трофимов смс-ки писал. Просил перезвонить. Вот еще проблема то!
— Аня, ты не поверишь, кому я торт отвозила, — стягиваю платье, нижнее белье и заползаю в душевую.
— Ну и…
— Трофимову, — включаю воду, с удовольствием подставляя лицо под теплые струи, а сестра рядом, за шторкой стоит.
— Шутишь?
— Нет. Торт его жена заказала. Случайно, видимо.
— Не много ли случайностей для одного дня?
— Это уже закономерность называется, — фыркаю, сбивая пену на волосах.
— И что он сказал, увидев тебя беременную?
— Что я время зря не теряла.
Анна издает едкий смешок. Я тоже, вспоминая физиономию бывшего. И как-то даже совсем не грустно от встречи с ним.
Сестра была права, когда говорила, что надо уходить красиво, с высоко поднятой головой. Я так и сделала, последовав ее совету. Не сломалась. Встала на ноги. Работаю. Жду ребенка. И чувствую уверенность в завтрашнем дне.
— Но это еще не все, Ань, — я выключаю воду и выбираюсь из душевой, не без помощи сестры. — Он звонил. Сообщения присылает с просьбой перезвонить.
— Ответила?
— Нет еще, — накидываю халат и в комнату ухожу, на кровать опускаюсь, а по телу такое блаженство: долгожданный отдых.
— В смысле: «Нет еще». Не вздумай отвечать! В черный список его, и все дела!
— Аня, он с другого номера позвонит и будет продолжать донимать. Лучше я поговорю с ним и выясню, чего хочет.
— Давай, я позвоню! Заодно, скажу все, что думаю. Манюня, тебе нельзя волноваться! Мало тебе приключений сегодня? Хочешь родить раньше времени?
— Нет, не хочу!
— Вот и все! Ладно, я на кухню. Еду принесу сюда. Тебе лежать надо!
Не спорю со старшей сестрой. Да и сил ползти на кухню тоже нет. Мысленно весь день переживаю заново. Себе удивляюсь: откуда столько смелости взялось? С боем за мать Павла вступилась.
Надо бы написать ей, спросить, как себя чувствует. Адреналин схлынет, а после опустошение начнется. А ведь она уже не девчонка, хоть и выглядит потрясающе.
— Вот, супчик тебе для начала, — Анна возвращается с подносом в руках, устанавливая его на коленях, а я с удовольствием аромат ловлю и первую ложку съедаю, когда телефон принимает входящий звонок.
— Легок на помине, — Анна скашивает глаза на экран. — Ответишь? Только громкую связь включи! Тоже послушать хочу.
— Но молчи, ладно?
— Как рыба, — уверяет сестра, а я принимаю звонок:
— Алло.
— Машенька, ну наконец-то! — выдыхает телефон голосом Данилы, а у Анни такое комичное выражение на лице, что я не выдерживаю и смеяться начинаю, закрывая рот ладошкой.
— Чего ты хочешь, Трофимов?
— Машенька, надо встретиться и обсудить создавшееся положение.
— Какое? В моей жизни все уже устоялось.
— Не верю! Маша, скажи честно: ребенок от меня?
— Какое это имеет значение, Трофимов? Ты бросил меня! К тому же, ты женат.
— Маша, ты не понимаешь.
— Да неужели!
— Подожди, не перебивай! Ты сказала, что ждешь сына. Машенька, это же моя мечта!
— Что, прости?
— У меня есть дочь, а жена беременна вторым ребенком. Я узнал об этом в тот день, когда простился с тобой. Надеялся, что будет сын, но…
— Вторая дочь? — догадываюсь я.
— Да, — сокрушенный голос из телефона, — но ты надежду подарила. Сын! Машенька, скажи, что это правда: ребенок от меня?
Глава 28
Мы не будем долго ждать
(Анна)
— Нет! — в сердцах кричит сестра, склонившись к телефону. — Это не твой ребенок! Больше не звони мне. Никогда!
И нажимает «Отбой», отбросив мобильник на другой конец кровати. А я в шоке смотрю на Манюню, перевожу взгляд на телефон, до сих пор не веря в услышанное.
— Вот ведь сукин сын, — выдыхаю. — Да как у него язык повернулся такое сказать! Кобелино не только любовницам мозги компостирует, но жену собственную ни во что не ставит. Удивляюсь, как она живет с таким подонком? Еще и рожает от него. Но тому и первый ребенок был не нужен, а второй тем более.
Спохватываюсь, излив словесный поток, когда всхлипы сестры доносятся. Сидит у изголовья кровати, себя руками обхватила, живот прикрывая, и носом шмыгает.
Тут же к ней подсаживаюсь, обнимаю сестренку. По голове, как маленькую поглаживаю:
— Ну что ты, Манюня? Все, забудь о нем окончательно! Теперь ты поняла, с каким чудовищем встречалась?
— Да, Ань! Но мне страшно, — признается, а я к себе лицо
