class="p1">— Как они выглядели?
Мальчишка пожал плечами.
— Да обычно. Один дворянин такой, всё время голову задрав ходил и кривился, ничего ему не нравилось. Ещё дядька был, лицо такое суровое, будто стукнуть хочет. Со шрамом на щеке, вот таким, — он показал на себе, прочертив пальцем от виска до уголка рта, — ну и двое ещё, только я их не разглядел.
— На какой карете они уехали? Герб, может, заметил?
— Да не было там герба. Карета старая, дядька со шрамом ворчал, что выбросить её давно пора. На ней даже надпись гвоздём кто-то нацарапал, только я прочитать не смог, что написано.
— У тебя отличная память, — я бросил ему серебряный рубль, — молодец.
— Может, ты ещё знаешь, куда они поехали? — спросил Киж.
— Знаю, — пацан улыбнулся, продемонстрировав дырку от выпавшего зуба. — Дворянин говорил, что надо к вечеру до Данцига добраться, их там ждать кто-то будет. А дядька со шрамом ответил, что лошади у них плохие и только завтра приедут.
— Держи, заслужил, — я бросил ему ещё один рубль. — Возвращаемся в гостиницу. Дмитрий Иванович, останешься с Таней, а мы с Диего попробуем их догнать.
Киж недовольно поджал губы, но возражать не стал. Знал, что я не доверяю полностью испанке и не хочу выпускать её из поля зрения.
***
— Ты не веришь мне, Констан, — бросила Диего, едва мы выехали на тракт.
— Доверяй, но проверяй. Ты пока не показала свою верность.
Она пожала плечами.
— Можешь не верить, но я не предам тебя. И девицу твою буду защищать, если потребуется. Я поклялась тебе и… — она нервно дёрнула щекой, — и Ей.
— Кто знает. Вдруг отцы-инквизиторы сумеют тебя уговорить?
Диего хрипло рассмеялась.
— Ты шутишь, Констан? Никто не будет говорить со мной. Оживших покойников стараются сжечь сразу же — святые отцы считают, что они не обладают разумом, а вместо них вещают демоны. А укус мертвеца превращает живого в такого же раба дьявола. Contra vim mortis non est medicamen in hortis!
— Letum non omnia finit, — я улыбнулся, вспомнив уроки латыни. — Надеюсь, ты это уже поняла.
Губы испанки скривились.
— Это подобие жизни, Констан, без радости и удовольствия. Но я благодарна за неё.
— Насчёт удовольствий спроси Дмитрия Ивановича. Он тебя научит, как брать от смерти всё.
— La mierda del toro, — буркнула Диего и отвернулась, не желая продолжать разговор.
Я не стал настаивать — ей только предстоит научиться жить в новой ипостаси. Уверен, она ещё найдёт положительные стороны в деятельном посмертии, как тот же Киж. В крайнем случае, я просто верну её после нашей миссии за грань и отпущу в посмертие.
***
Верхом на хороших механических лошадях мы могли примчаться в Данциг ещё до сумерек. Но этого и не потребовалось: нужная карета обнаружилась неподалёку от Эльбинга. Она стояла на обочине дороги со сломанной задней осью, а рядом суетились двое слуг, бестолково пытаясь починить её своими силами. Дядька со шрамом тоже был на месте — стоял рядом, сложив руки на груди, и покрикивал на нерадивых работничков. На двери кареты красовалась надпись на немецком с просьбой помыть несчастный экипаж.
Мы с Диего переглянулись, обменялись кивками и остановили лошадей.
— Судари! — я изобразил приветливое выражение лица. — Вам требуется помощь?
Дядька со шрамом обернулся, окинул меня цепким взглядом, а Диего удостоил лишь кратким мазком. Глаза у него были злые, а тонкие губы сжаты в ниточку. Судя по выправке и тому, как он сразу же опустил руку на эфес шпаги, в прошлом он немало послужил.
— Нъет, нъе требуется. — В голосе чувствовалось неприкрытое раздражение.
— Вы уверены? Застрять на ночь глядя далеко от жилья — не слишком приятное занятие.
— Мы обходиться без ваша помощь. Проезжать мимо!
Его прусский акцент напомнил времена войны с Фридрихом. Подозреваю, что мы с этим дядькой могли участвовать в одних и тех же битвах, только с разных сторон.
— Ах, сударь! Христианский долг требует, чтобы мы помогали ближнему.
Дверь кареты распахнулась, и появился ещё один цверг. Молодой, с холёным надменным лицом и активированным Талантом. Он презрительно зыркнул на меня и бросил через губу:
— Сударь, вам ше сказано — езшайте!
Я сделал вид, что не заметил его, повернулся к Диего и озабоченно сказал:
— Видимо, карету перегрузили чем-то тяжёлым, вот ось и сломалась. Надо сначала выгрузить всё лишнее, а потом уже чинить.
— Согласна, — она усмехнулась, подыгрывая мне, — так они до утра возиться будут.
— Я же сказать, — повысил голос дядька со шрамом, — вы должны уехать. Мы не желать вас видеть!
— Сударь, между прочим, это не ваша дорога. Может, мы остановились для отдыха? Так что не надо нам указывать, что делать.
Дядька насупился, а во взгляде появился неприкрытый гнев.
— Я бы на их месте, — продолжил я разговор с Диего, — облегчил карету и поставил ровно для начала. Чинить, когда она так перекошена, — пустая забава.
— Думаешь? — Диего цыкнула языком. — По-моему, проще бросить эту развалюху, чем ремонтировать. Я бы в такой ужасный экипаж никогда не села.
Дядька и молодой цверг о чём-то перешёптывались, кидая на нас сердитые взгляды.
— А вдруг они везут ценный груз? Не на себе же им тащить тяжёлые сундуки.
— Какие сундуки, Констан? Скорее уж книги, золотом там и не пахнет.
Диего поняла, что я их провоцирую, и специально упомянула книги. Но молодой цверг среагировал не на них.
— Это он! Он! — Палец дворянина указал на меня. — Кунерсдорфский мясник! Убийца Фридриха!
Глаза дядьки со шрамом округлились. Он выдернул шпагу из ножен и бросился к нам. А молодой дворянчик сложил руки перед собой, творя огненный всполох.
— Смерть убийце!
Дядька завопил, целясь шпагой мне в грудь. Но не успел пробежать и двух шагов, как грохнул выстрел — Диего спустила курок выхваченного из седельной кобуры “громобоя”.
Он зарычал, будто не замечая раны, и прыгнул вперёд. Шпага протянулась ко мне, будто жало, но я не собирался подставляться под удар. Резко развернул лошадь на цверга и ударил пятками. Многопудовый механический конь снёс дядьку и чуть ли не втоптал его в землю.
Походя я отмахнулся от огненного всполоха, брошенного дворянчиком, и поскакал
