слабом вечернем свете, который сочится сквозь листья бананов. Лежа на песке, я отдаюсь ощущению усталости, и оно ведет меня к чувству одиночества. Я здесь абсолютно напрасно. Я не нашла совершенно ничего из того, что искала, и это путешествие до настоящего момента ни капли не прибавило к тем знаниям о происшествии, которые у меня уже были. Свет угасает, вечер уже готов опуститься, и чувство одиночества постепенно превращается в тревогу. Нужно подниматься и возвращаться в машину. Я отталкиваюсь от земли, вскакиваю и бегу так быстро, как только могу, среди деревьев. Они словно обречены вечно стоять здесь, замерев, будто их застали врасплох. Наконец оказавшись у машины, я падаю на водительское сиденье. Надо немедленно покинуть это место. Схватив израильскую карту, лежавшую рядом, я смотрю, как вернуться в Рамаллу. Улица 232, потом улица 34, по ней – налево до шоссе 40, оттуда – направо до улицы 443, а дальше я помню. Бросив карту поверх других в пассажирском кресле, я завожу машину и трогаюсь.
Стоит отъехать от места событий, как я немного успокаиваюсь. На самом деле, если я проведу здесь побольше времени, может, что-нибудь и узнаю: найду ниточку, ведущую к новым подробностям, связанным с тем случаем, а они позволят понять, что перенесла девушка. Более того: глядя на закат, я задумываюсь, не переночевать ли здесь. Почему бы и нет? Вопрос только где – и его я задам первому же встречному. Некоторое время я кружу по узким прямым улочкам, которые пересекаются друг с другом и окаймляют лоскуты желтого песка. Наконец, вскоре после заката, я выезжаю к автозаправке. Прежде всего надо заполнить бак – там после путешествия длиною в день почти ничего не осталось. Впервые в жизни я заправляюсь сама и по неловкости капаю бензином на руку и брюки. Пока я иду к продавцу заплатить, запах бензина обгоняет меня. Но продавец оказывается приятным молодым человеком и, конечно, не замечает исходящего от меня запаха: он же здесь почти всё время. Я спрашиваю, есть ли поблизости место, где можно остановиться, и он советует мне заглянуть в Нирим: некоторые жители там сдают квартиры туристам вроде меня (я представилась туристкой). Значит, теперь в Нирим. Судя по карте, он недалеко от заправки, и доехать нетрудно, так что я немедленно направляюсь в поселение и вскоре торможу у входа, но охранника нет. Тогда я выбираюсь из машины, открываю ворота сама, снова сажусь за руль, проезжаю через ворота, вылезаю, закрываю ворота, снова сажусь в машину и направляюсь в центр поселения. Проезжая мимо хижин, где, как я полагаю, совершили преступление, я смотрю на них безразлично. Волнение и отчаяние, охватившие меня, когда я увидела эти постройки впервые, полностью меня покинули. Следуя по улицам поселения, я только теперь замечаю, что назвали их по именам цветов. На Жасминовой улице перед автомобилем стоит молодой человек, другой мужчина, перегнувшись, копается в кузове. Я выхожу, здороваюсь и спрашиваю, где можно переночевать. Второй мужчина поднимает голову от кузова, бросает на меня взгляд и снова ныряет внутрь, занявшись содержимым машины. Отвечает молодой человек: обычно он сам сдает комнаты, но сегодня, к сожалению, свободных нет. Я разочарованно интересуюсь, не знает ли он других мест для ночлега. Парень советует мне вернуться на улицу, с которой я приехала, и в конце ее свернуть налево, на Нарциссовую. Там слева сразу же будет гостиница – возможно, там найдется номер. Однако тут же молодой человек со словами «одну минуту» достает из кожаного чехла на поясе телефон и кому-то звонит. Оказывается – хозяину гостиницы на Нарциссовой, и «мне повезло»: у него действительно остался последний свободный номер. Я благодарю столь приятного молодого человека и направляюсь, куда он указал, – уже темнеет. Добравшись до гостиницы на Нарциссовой улице, я обнаруживаю, что хозяин уже ждет меня на тротуаре. Он спрашивает, кто я, и мне приходится назвать то же имя и причину визита, что и смотрителю музея. Вызывать у окружающих подозрения мне не хочется. Хозяин ведет меня через небольшой садик в хижину напротив дома – она оказывается чистой и аккуратной. Я плачу за одну ночь (которая началась только что), мы возвращаемся ко входу, и нас встречает кромешная тьма. Хозяин идет в дом, а я – к машине. Достав сумку и карты, я запираю дверь и, зайдя в хижину, ставлю сумку на кухонный стол. Заметив холодильник, вспоминаю: последнее, что было у меня во рту, – жвачка. Да что там – я с утра ничего не ела, только жвачку и жевала. Открыв холодильник, я нахожу внутри торт и два йогурта. Я беру небольшой кусок – непонятно, можно мне есть этот торт или нет. Возможно, его оставили предыдущие постояльцы. Я ем еще немного, выхожу из кухни, включаю свет над входом в хижину и жду. Через некоторое время глаза привыкают, и я различаю очертания гамака, натянутого между двумя карликовыми пальмами: его я заметила еще при входе. В бархатной ночи я направляюсь к гамаку, ложусь и начинаю следить за слабым светом далеких звезд, рассыпанных по всему небу. Я не двигаюсь так долго, что тело покрывается тонким слоем росы. Вдруг черное облако подплывает по траве к гамаку и там останавливается. Собака. Ее присутствие немедленно приводит меня в страх. Я пытаюсь ее отогнать, но, что бы я ни делала, она остается на месте. Страх растет и ширится, в конце концов я спрыгиваю из гамака и иду в хижину. Остановившись у двери, оглядываюсь на собаку – ее нет. Она словно исчезла без следа.
Я очень устала и совершенно не хочу мыться, но всё же решаю пойти в ванную – от меня несет бензином. Задвинув занавеску, я отворачиваю кран, и тело щедро обдает сильная струя воды. Я вспоминаю, что сейчас не в Рамалле и здесь не надо, купаясь, торопиться закрыть кран, чтобы не израсходовать всю воду в канистре и не обделить соседей. Затем я густо намыливаюсь, чтобы избавиться от прилипших ко мне пота, пыли и запаха бензина. Снова открыв кран, я позволяю обильной струе смыть плотную мыльную пену. У меня дома в Рамалле вода течет скудной струйкой, и от этого закрывать кран и вылезать из ванны еще труднее. Наверное, только что я вылила столько же воды, сколько обычно расходую дома за неделю, моясь каждый день. Я вытираюсь, заворачиваюсь в полотенце и наконец выхожу из ванной с одеждой в руках – от нее еще доносится слабый запах бензина и пота. Рубашку я вешаю на спинку стула у кухонного стола, а брюки – на спинку другого, чтобы проветрить – в надежде, что вонь развеется. Обувь задвигаю
