в темноте и пустоте. Имедемы больше не существовало, не существовало времени и пространства. Был только этот разговор, эта очная ставка, способная раскрыть всю правду и отобразить бабушкину суть.
Элли подбежала к ней и закричала.
– Уходи и не мешай мне! Ты ничего не смогла изменить! ТЫ НЕ СМОГЛА! Ты не была в Низовье, не пыталась ничего сделать! Но это сделаю я! Сделаю и все исправлю!
Бабушка покачала головой и схватила внучку за локоть.
– Ты отвратительно себя ведешь, Эльга. Ты глупая, злая девочка, которая не знает, что делает.
Серафима склонилась к Элли вплотную и прошептала ей на ухо:
– Если я не была в Низовье и не пыталась ничего сделать, откуда записи в моей книге? Откуда они?
Бабушка резко отпустила руку Эльги, и девочка отшатнулась назад.
Серафима злилась.
Такой Элли не видела ее никогда.
– Она пытается что-то сделать, а ты помогаешь ей, – проговорила бабушка, не отводя глаз от Ткача. – Но вы оба: ты, как прежде, и она, теперь подражая тебе, совершаете ошибку, которую исправить будет нельзя. Ты думаешь, что понимаешь меня, Эльга, ты думаешь, что знаешь все о моих чувствах, но это не так. Все так, как есть, и так, как было. Некоторые вещи нерушимы и не должны быть рушимы. Вы пытаетесь обесценить то горе и потери, через которые проходили все женщины нашего рода во благо. Через которые прошла и я.
Бабушка направилась прочь.
– Если ты ослушаешься меня, Эльга, жди беды. Это было моим последним предупреждением.
Дверь за Серафимой захлопнулась.
И стены, окна, мебель вернулись на свои места.
Ткач и Элли снова были в детской.
– Почему ты не скажешь мне все как есть?! – кинулась девочка на Ткача, стоило бабушке уйти. – Ты же знаешь, о чем речь! И я теперь знаю! Думаю, что знаю! Почти уверена! Произнеси это вслух! Кто ты, Ткач?! Скажи мне прямо сейчас!
– Я не знаю, Элли Грэм, – незваный гость покачал головой. – Я не помню.
Элли потерла глаза ладонью. Вновь накатывающие слезы мешали думать, мешали понимать. Бесполезная соленая вода!
– Тогда уходи! – что есть силы, крикнула Эльга. – Теперь навсегда, понял?! Не возвращайся, не помогай мне, не маячь тут! Ты не говоришь правду, хотя мне она уже известна! Значит, ты нечестен со мной и делать тебе тут нечего!
– Хорошо, – глухо ответил Ткач.
– И знай, что ты очень сильно меня обидел! Еще до того, как я вообще появилась на свет! Я не прощу тебя! Мы не простим тебя с Лемми и никогда, никогда не назовем твоего ИМЕНИ вслух!
Ткач кивнул.
– Я не твой референт, Элли Грэм. – хрипло сказал он, отступая к окну. – Но тебя я послушаюсь.
Он сделал паузу и запрыгнул на подоконник. А затем почти процитировал бабушку, вывернув смысл ее слов вверх тормашками:
– Не как существо, а как тот, кто когда-то был человеком.
Отогнав от себя всех и вся, Элли Грэм наконец приступила к делу.
Глава 12
Мама и папа
Не медля ни минуты, девочка вскочила на кровать и принялась срывать рисунки Лембита со стены.
Правда, жестокая и неприятная, теперь разгоралась пожаром в голове, уничтожая все то, во что Эльга верила, и все то, в чем она была убеждена.
Вших-вших-вших. Первые пять листков, кружась, слетали вниз, на одеяло, укрывая последними фантазиями брата его постель.
С детства Эльга думала, что ее отец был плохим и бросил семью еще до рождения близнецов. И это оказалось ложью.
Шорх-шорх-шорх. Цветные обои отрывались от стены вместе со скотчем, на который Лемми клеил листы.
Девочка была уверена, что добрая, нежная, отзывчивая бабушка поймет ее встанет на защиту в любых обстоятельствах! Но Серафима Грэм была другой, совсем другой.
Хщ-хщ-хщ. Кусочки бумаги по краям картинок отрывались – это превращало в насмешку старания брата заполнить линиями весь белый фон.
И мама… Мама никогда не была на ее стороне. Быть может, это неправда тоже?
Оторвав все рисунки Лембита, Элли села на кровать и начала раскладывать их вокруг себя. Одно было ясно точно: брат знал о Низовье много. Возможно, бабушка дала ему эту чертову книжку еще очень-очень давно или рассказала обо всем лично.
А может быть, и то и другое?
Так или иначе, бабушка там была.
Но была ли она на месте Элли? Пыталась ли бороться? Смогла ли вообще поговорить с Тууни о сделке? И кто был ее референтом, тем, кто провел ее по маршруту и рассказал обо всем?
Перед глазами Эльги всплыл образ Ткача, и она поспешила сдернуть с себя идиотские черемышьи заколки.
С ним или без. С поддержкой бабушки или без. С шансом на победу над Тууни или же без… Она отправится туда! Плевать, кто будет ее сопровождать, а может, и не будет вовсе!
Элли перекладывала рисунки туда-сюда, пытаясь найти в них то, чего не было в бабушкиной книжке. Места-места-места… Глупые места с очевидными названиями так интересовали Лембита, что он рисовал их часто, изменяя лишь сюжеты. Тут возле озера сидят какие-то рыболюди, а тут вода крутится и уходит вниз, как будто бы кто-то вытащил со дна пробку. Бесполезная ерунда!
Лемми передавал все, о чем он думал, все, что его беспокоило, через свои придумки. И если брат не сказал вслух, почему уходит раньше положенного, то просто должен был выплеснуть свои переживания на бумагу.
Но на рисунках со стены не было ни намека на самого Лембита… Ни одного.
Решив мыслить иначе, девочка принялась искать на картинках людей. Тех, кто был похож на живые, привычные образы, но не имел рыбьего хвоста, странной формы головы или тела.
И, наконец, поняла, что двигается в правильном направлении.
Тот листок, что пострадал сильнее всех и порвался почти наполовину в момент, когда девочка отдирала бумагу от обоев, действительно слегка отличался от всех фантазий Лемми, связанных с Низовьем.
На нем были изображены вполне обычные с виду мужчина и женщина.
Странность вызывало лишь то, что мужчина стоял где-то вдалеке, среди леса.
А женщина тянула к нему руки откуда-то издалека, будто не имея возможности до него добежать и прикоснуться.
Элли пригляделась к деревьям, что скрывали силуэт одного из героев и поняла – брат пытался нарисовать ту самую опушку!
Место, в котором Эйнике видела его самого в последний раз.
Девочка понимала, что нужные ей детали, вполне возможно, скрываются именно на этом листке бумаги.
Но кем была эта женщина? Кем был
