касается Артура, то его приготовления тоже интересовали чуть ли не больше самого турнира, поэтому с самого утра неугомонное величество успело сунуть нос во все углы, вызвать несколько бурных припадков служебного рвения, множественные крики восторга и один обморок, обсудить вопросы перехода на новые виды топлива и обыграть флегматичную группу электриков в ножички. Последнее, что видел с утра Мирддин — это как Артура подхватило и унесло белокурой и громогласной толпой активисток. Насколько можно было понять из возгласов, они требовали ввести платья в качестве одного из вариантов курьерской формы или еще что-то в этом роде. Мирддин счел наиболее разумным сместиться по стенке к выходу и заняться более насущными делами — например, осмотром установленных пилонов.
Пилоны, маркирующие саму трассу, были расставлены по концам летного поля. Каждый представлял собой металлический столб в пятьдесят футов, увенчанный пустой, выкрашенной в алый цвет бочкой. Под каждым пилоном располагался судья, призванный следить, чтобы самолеты не пересекали воображаемую линию, уходящую вверх от бочки. Воздушный коридор, в котором можно было совершать маневры, предполагал высоту полета от 50 до 350 футов.
Стартовые (они же финишные) пилоны были установлены прямо напротив королевской трибуны, маркируя конец трассы для каждого из самолетов, расставленных на расстоянии ста футов друг от друга. С технической точки зрения зрелище, конечно, было невероятное. Сам факт того, что все эти конструкции в принципе держатся в воздухе, поражал воображение. Какие-никакие стандарты существовали только в Воздушной Кавалерии и в курьерской службе. Все остальное собиралось на коленке в первом попавшемся сарае. Турнир был прекрасным способом выяснить, что из этих инженерных решений имеет право на существование, а что лучше забыть, как страшный сон. Идея превратить самолет в двигатель с крыльями, облупив с него все остальное во имя скорости, например, Мирддину крайне не нравилась.
Он протолкался сквозь трибуны к своему месту. У их величеств все было как всегда: Джиневра, небрежно подперев подбородок рукой в белой перчатке, подносила время от времени к глазам изящный бинокль, разглядывая не столько самолеты, сколько толпу. Артур, судя по всему, успешно переживший волну народной любви, что-то ей с энтузиазмом объяснял.
— … и сможем привлечь молодежь в авиацию! — с энтузиазмом закончил Артур какой-то длинный пассаж.
— Меня интересует, что ты с ними потом будешь делать, — сказала Джиневра. — Бюджет не резиновый. Куда ты потом всю эту ораву денешь? Мы не можем их всех на шею Камелоту посадить.
— Я говорил с СиДжеем, — сказал Артур. — У него есть идея, он хочет организовать регулярные рейсы, по расписанию. А Воздушная Кавалерия как раз даст отличную школу.
Джиневра наморщила лоб:
— СиДжей… это который?
— Который Стенли Джейсон Пантем-младший. Муж Безумной Анны.
Джиневра фыркнула:
— Ну да, как раз по ним начинание. Кстати, почему у тебя помада на щеке?
— Да? — Артур растерянно потер скулу. — А, это, наверное, эти… из профсоюзов. Жаловались, что в аэропортах душевых для летчиц не хватает, я пообещал разобраться.
— Что, лично будешь инспектировать? — иронически поинтересовалась Джиневра.
Артур скорчил кислую физиономию:
— Угу, уже предвкушаю. Ты этих… товарок видела? Они ж страшные, как гражданская война! И голоса, как у павлинов. Слушай, Джин, может, ты их на себя возьмешь?
— Ни-за-что, — злорадно протянула Джиневра. — Зимние инспекции — это не ко мне. Ты у нас народный благодетель — давай вперед. А я буду сидеть дома в тепле, звонить тебе вечерами и в красках описывать, что ты упускаешь.
Артур издал скорбный вздох, но тут же оживился.
— Джин, а хочешь свою радиостанцию? Ты бы туда что-нибудь рассказывала… вдохновляющее. А мне не было бы так грустно и одиноко среди страшных теток и чокнутых изобретателей. Безумно популярная бы передача вышла, между прочим!
— Ммм, — Джиневра подперла подбородок ладонью. — Звучит заманчиво.
Самое сложное в отслеживании изрядно однообразного пинг-понга между Артуром и Джиневрой было то, что временами в нем мелькали действительно хорошие идеи. Но Мирддин уже наловчился.
— Кстати, отличная мысль, — вклинился он в паузу. — Если даже не отдельный канал, то хотя бы передачу, конкретно про авиацию. Что-нибудь такое… общеобразовательное.
— И с музыкой! — добавил Артур. — Бодрой какой-нибудь. А то помню я — три пластинки на всю казарму, и те заезженные, на второй месяц их уже потом слушать невозможно!
— И что вы, бедненькие, делали? — поинтересовалась Джиневра.
Артур скроил горестную физиономию:
— Пели хором и дрались подушками.
Джиневра засмеялась.
У Мирддина вдруг неприятно зашумело в ушах. Это была вечная проблема нахождения в толпе — люди в своих страстях были бесконечно разнообразны, и каждый раз да обнаруживалась какая-то новая неперекрытая частота. Мирддин усилил защиту, незаметно огляделся во всех слоях и обнаружил подкравшегося тенью Ланса. Он стоял поодаль, крутя в руках шлем, и смотрел на Джиневру так, будто собирался прожечь на ней дыру. О чем бы он при этом ни думал, это было очень громко.
Мирддин сделал вид, что ничего не заметил, но Джиневра вдруг передернула плечами, поправляя меховое манто, и обернулась. Она увидела Ланса и сделала ему знак рукой. Ланс вспыхнул и подошел.
Вид у него был такой, будто он очень хочет бухнуться на колено, но не уверен, что его одобрят.
— О, а вот и глас народа! — обрадовался Артур. — Что у вас сейчас там поют, лейтенант?
Ланс смутился.
— Разное, — сказал он.
Джиневра сверкнула зубами:
— Моррис!
Ах, что творите вы, Моррис!
Теперь женись на мне, Моррис!
Мы дочку Дорис назовем — вскоре
Нас будет трое —
Ты, Моррис,
Дорис
и я!
Артур фыркнул. Ланс покраснел. Контральто у Джиневры было хорошо поставленное, но, со всей очевидностью, рассчитанное на другой репертуар.
Хотя из всех текстов, которыми время от времени в народе оснащался официальный королевский марш, этот был еще самый нейтральный. Артуру, после его прохождения службы рядовым (что являлось необходимой частью воспитания королевских отпрысков), подарили версию, в которой было семьдесят три куплета, подробно перечислявших артуровские приключения и доблести. Манускрипт висел у Артура в кабинете на видном месте, и у Мирддина как-то ушли сутки на то, чтобы выслушать подробный рассказ о том, что там имелось в виду. И потом еще неделя на то, чтобы составить культурологический комментарий.
Лансу, судя по всему, комментарий не требовался. Мирддин слегка позавидовал — ему самому никогда не удавалось схватывать смысл фольклора интуитивно.
В ухе опять стрельнуло, и Мирддин тут же пересмотрел свою точку зрения. Если интуитивное понимание дается ценой неконтролируемых эмоциональных реакций — ну его в пень.
Ланс с усилием перевел взгляд на Артура.
— Я хотел попросить позволения посвятить то, что делаю, моей госпоже, вашей королеве.
Формулировки у Ланса были все-таки феерические. Артур хмыкнул и бросил взгляд на Джиневру. Джиневра сделала большие глаза.
— Пожалуйста, лейтенант, — сказал Артур.
Ланс отдал честь и четко развернулся на каблуках к Джиневре. У Джиневры сделалось выражение, как у ребенка перед витриной с игрушками. Ланс низко поклонился.
Джиневра поманила его. Ланс шагнул ближе. Джиневра отколола с плеча брошь в виде коронованной буквы «Дж» и скрепила Лансу шарфик.
— Теперь вам остается только побеждать, сэр рыцарь!
Джиневра поправила на Ласелоте ворот. Ланс стоял, прикрыв брошь ладонью, как птицу, и, кажется, не дышал.
— Не опоздайте к старту, лейтенант, — посоветовал Артур.
Ланс отмер, поклонился еще раз и поспешил к самолету.
Джиневра вернулась на свое место, откинулась на спинку трона и заявила:
— Ставлю на Ланселота!
Артур ухмыльнулся:
— А я на Бобби. У нее единственный гоночный самолет, как-никак. А ты, Мерлин, за кого болеешь?
— За Доуэна. Мы столько над этим двигателем корпели, не зря же.
Про себя Мирддин отчаянно надеялся, что ему не придется болеть за проклятого оболтуса в буквальном смысле и вытаскивать его обратно из Аннуина, если тот врежется в пилон, потеряет управление или еще что. Как конструктор двигателя, он чувствовал себя ответственным, но… в общем, процесс вытаскивания Доуэна с того света не понравился бы не только Доуэну.
Наконец, объявили старт. Артур привстал с трона и пальнул сигнальной ракетницей в воздух.
Турнир начался.
Самолеты, жужжа и подпрыгивая, взлетали с интервалом в десять секунд, чуть не касаясь друг друга крыльями и тут же заходя на поворот. Кольцевая гонка вокруг пилонов, по сути, представляла собой один растянутый левый вираж. Пять кругов, по две мили каждый.
Самолеты летели так низко и так близко, что можно было видеть лица пилотов и пятна масла на стекле. Именно для этого ограничивали высоту полета — чтобы зрители видели лица. Мирддин закусил губу, провожая глазами тройку лидеров — «Пчелу» и два «сокола». За ними,
