монет. На своем рабочем месте кузнецы пользовались большой самостоятельностью и могли в значительной степени сами контролировать производственные процессы. Но образ кузнеца, работающего только для нужд своей деревни, обманчив. Кузнецы часто работали на удовлетворение спроса, выходившего за местные рамки. Скажем, в Конго многие из них имели чрезвычайно разбросанную в пространстве, полиэтническую и социально дифференцированную клиентуру[152]. Потребность в поставках сырья также заставляла кузнеца вступать в деловые отношения с более широким кругом лиц и мотивировала его к поддержанию многочисленных социальных контактов.Верфь
Совершенно преображаться в XIX веке могли и старые места труда. Примером служит верфь – в отличие от фабрики, известное во многих цивилизациях на протяжении тысячелетий место кооперации ремесел. Уже в раннее Новое время кораблестроение в таких странах, как Англия, Франция и Нидерланды, стало одной из важнейших отраслей экономики, где работа была организована по модели крупных предприятий. Тогда верфь еще оставалась царством плотников. Затем кораблестроение превратилось в один из ведущих кластеров индустриализации. К 1900 году оно заняло место среди важнейших отраслей промышленности Великобритании, которая господствовала в этой сфере на мировом рынке, прежде всего благодаря производительности шотландских верфей. Эта отрасль должна была пережить радикальную смену своих технологий, правда, произошла она не одномоментно. В 1868 году впервые в Великобритании общий тоннаж новых судов из металла превзошел тоннаж судов из дерева, в том же году спущенных со стапелей[153]. Корабельные плотники и новые техники и рабочие, переориентированные на строительство судов из железа, были организованы в различные социальные институты (плотники, например, преимущественно в замкнутые цехи); некоторое время они жили и работали, соседствуя друг с другом[154]. Переход с дерева на металл произошел не везде, но не был он и исключительно западной особенностью. Индонезийское кораблестроение смогло успешно осуществить его в тот момент, когда верфи колониальной метрополии в Голландии уступили британцам в конкурентной борьбе[155]. Работа на верфи была преимущественно мужской и относительно высококвалифицированной, что создавало во многих странах предпосылки для ранней политической организации рабочих – нередко совместно с другими группами трудящихся в портовом городе. В некоторых странах, как в Китае, рабочие верфей и арсеналов составили старейшее ядро промышленного пролетариата.
Фабрика
В XIX веке фабрика стала новшеством прежде всего благодаря своей двойной природе: место крупного производства соединялось со сферой социальной деятельности[156]. Формам кооперации и властным иерархиям, которые возникли на фабрике, суждено было затем распространиться на более широкие слои общества. Фабрика была местом производства, всегда физически отделенным от дома. Она потребовала новых рабочих навыков, новых рабочих ритмов и такой дисциплины, которая существенно ограничивала представление о «свободном» наемном труде. Фабрика была организована на основе разделения труда с разной степенью адаптации к возможностям трудящихся. Эксперименты с методами повышения эффективности труда проводились с самого начала, пока в 1911 году американский инженер и первый известный консультант по менеджменту Фредерик Уинслоу Тейлор не разработал на этой основе учение о психофизическом оптимизировании: «тейлоризм» должен был ускорить рабочие процессы и подчинить их усиленному контролю со стороны «научного» планирования менеджмента.
Новой фабрика была и во вполне конкретном смысле – всегда и везде там, где она возникала впервые. Фабрики необязательно строились в городах. Часто наоборот: город рос вокруг фабрики. Иногда она оставалась отдельно стоящим комплексом в сельской местности; например, в России к 1900 году более 60 процентов фабрик размещались вне городов[157]. В крайних случаях новые фабричные поселения становились закрытыми «тотальными институциями», в которых предприниматель обеспечивал питание и жилье и которое было практически отделено от остального общества[158]. Такое положение дел было распространено не только в России. В южноафриканской алмазодобывающей промышленности в 1885 году появились закрытые поселения (closed compounds) – чернокожие шахтеры размещались там в казармах или в неком подобии тюрем[159]. Однако идею автономного фабричного мира не следует видеть только в негативном свете. Предприниматели с патриархально-филантропическими взглядами, такие как Роберт Оуэн в Шотландии, Эрнст Аббе в Йене или Чжан Цзянь в южнокитайском Наньтуне, старались в образцовых промышленных поселениях создать пространство точечного усовершенствования общества[160].
Первое поколение работниц и рабочих не всегда набирали по соседству. Для работы на фабрике, особенно вне городов, как в Донбасском регионе на Украине, люди часто стекались издалека[161]. Если предприниматели оставляли найм на усмотрение местных подрядчиков, то в движение нередко приводились разветвленные сети, позволявшие привлечь рабочую силу на новые фабрики из села. Работа по контракту почти всегда была распространена там, где отличавшийся в культурном отношении от местных жителей менеджмент сталкивался с массой неквалифицированной рабочей силы при отсутствии структур рынка труда. Местный подрядчик «поставлял» за оговоренное вознаграждение необходимую рабочую силу с фиксированной заработной платой и на определенный фиксированный период времени. Подрядчик отвечал за хорошее поведение и потому брал на себя в том числе и дисциплинарные функции. Бывало, он дополнительно выступал в роли кредитора и навязывал зависимым от него людям невыгодные кредиты. На этой – первой – стадии развития легкой промышленности особой квалификации от рабочих, помимо элементарной протоиндустриальной сноровки, не требовалось. И подрядчику не приходилось искать кандидатов с особыми навыками. Такой субститут рынка труда существовал в Китае, Японии, Индии, равно как и в России или Египте[162]. Среди первых требований рабочих движений в этих странах было требование запретить ненавистную контрактную работу. С другой стороны, и с точки зрения менеджмента подобный косвенный контроль препятствовал всякой кадровой политике, так что с определенного времени к нему перестали прибегать. Следовательно, как правило, это был переходный феномен. Если же во взаимодействии между деревней и фабрикой возникновение дистанцирующегося от деревни кадрового пролетариата затягивалось, работницы и рабочие надолго сохраняли деревенский менталитет.
Независимо ни от каких региональных и культурных вариантов фабрика повсюду работала на основе схожего принуждения трудящихся. Чтобы продемонстрировать «ужасы труда ранней фабричной эпохи» (Юрген Кока), наряду с более известными английскими или немецкими примерами можно упомянуть Индию или Японию. В Японии в 1891–1899 годах количество машинных шелкопрядилен возросло в четыре раза. Бóльшая их часть располагалась в шелкопрядильных регионах Центральной Японии. Работницы (мужчин среди них практически не было), как правило, происходили из семей бедных крестьян-арендаторов; многие, по сути, – дети, почти две трети моложе двадцати лет[163]. Как правило, на фабрике они проводили менее трех лет. Их вербовали подрядчики, которые выплачивали и зарплату – обычно напрямую семьям в деревне. На фабриках девушки сталкивались с ужасающими условиями труда: проживание в охраняемых общих спальнях, питание в виде скверного риса без добавок, кроме горстки овощей, рабочий день по
