резкими. Я уже жалела, что задала вопрос, но все же не могла оставить это просто так.
– Но его чувства – те, что он показал… Он ведь не может их навеять, так? Он же не Святыня, – нервно усмехнулась я.
– Навеять не может, – негромко согласился Альгидрас, с преувеличенным интересом изучая содержимое очередного горшка, – но может показать ту часть, которая заставит тебя думать, что он лучше, чем есть на самом деле.
– А ты никогда не думал, что его могли заставить? Что у него была причина вести себя так? Я не про дружбу, а после… Ведь он тоже был ребенком! Сколько ему было?
– Он не был ребенком! Он старше меня на пять весен. Ему было столько, сколько мне сейчас.
– Но все равно ведь могло быть что-то…
Альгидрас повернулся ко мне так резко, что я дернулась, а пламя в стоявшей рядом со мной лампе дрогнуло и едва не погасло. Я подхватила лампу и переставила со скамьи на стол, сделав вид, что ничуть не испугалась его движения.
– Давай мы не будем говорить об Алваре? – ровным голосом проговорил Альгидрас.
– Хорошо, – покладисто согласилась я. – Последний вопрос: почему ты позвал его, если не веришь? И зачем мы ушли из трактира?
– Потому что, что бы между нами ни произошло, мы – братья. И есть вещи, которые один посвященный не может не сделать, если другой просит. Я попросил защиты у него как у хранителя Огня. Это ритуальная просьба. Он не может отказать и навредить.
– Как ты это сделал? Ты знал, где он остановился?
– Нет, я позвал его.
– И он услышал? Издалека?
– Алвар очень сильный.
– Это я заметила, – усмехнулась я, вспоминая его забавы с огнем.
Альгидрас фыркнул:
– Его Сила не в том, что огонь танцует по его воле. Он может слышать и чувствовать, а еще дотла спалить все княжество, даже находясь вдали от своей Святыни.
Приблизительно так я и думала, но услышать подтверждение своим догадкам было немного жутковато.
– Значит, лучше быть ему другом, а не врагом, – нервно усмехнулась я.
– Мы опять говорим об Алваре, – с укоризной произнес Альгидрас, отойдя наконец от полок и прислонившись спиной к печи.
– Мы можем поговорить о том, почему мы ушли из трактира.
– Потому что я верю, что змея была. Значит, кто-то в доме князя хотел твоей смерти. Этот кто-то может знать о любимом убежище княжича. Если бы к нам ночью пришли, вышло бы… нехорошо. Мне бы пришлось убить этих людей, и это привлекло бы к нам лишнее внимание. К нам и к княжичу.
– Понятно, – протянула я, отстраненно отмечая, что слова Альгидраса о том, что он убил бы любого пришедшего к нам ночью, не звучат бахвальством. И после всего увиденного мной за последние дни я понимала: он действительно на это способен.
Мысль была неприятной, впрочем, далеко не новой. Я ведь уже видела, насколько опасным он может выглядеть, несмотря на свои смешные девятнадцать. Посмотрев на Альгидраса, я задала вопрос, который время от времени всплывал в сознании, отравляя мои чувства к нему:
– Я могу тебе доверять?
Хванец скрестил руки на груди, и я усмехнулась, разом вспомнив, что так делают люди, которые что-то скрывают.
– Я не причиню тебе вред и сделаю все, чтобы помешать другим его причинить.
– Почему?
– Потому что я тебе обещал.
– Это единственная причина?
– Потому что ты попросила о помощи.
Я закрыла глаза, чувствуя, как душу затапливает горечь. Он возится со мной из жалости, потому что я слаба и бесполезна в этом мире, потому что уцепилась за него как за соломинку и переложила на его плечи свои страхи и проблемы. Он чувствует себя виноватым в смерти родичей и просто не может пройти мимо еще одного страдающего существа, даже не попытавшись ему помочь. Это, безусловно, говорило о благородстве Альгидраса, но я-то хотела отнюдь не жалости. Я хотела быть нужной сама по себе.
Мне вдруг стало невыносимо находиться с ним в одной комнате. На глаза навернулись слезы. После пережитого сегодня стресса это было ожидаемо, но я все равно почувствовала себя ничтожеством, когда, не удержавшись, всхлипнула. Зажмурившись еще сильнее, я отвернулась и принялась вытирать лицо. Мне не хотелось выглядеть такой жалкой. Хотелось, чтобы, когда я исчезну из этого мира, он вспоминал меня сильной. Впрочем… не было во мне никакой силы. Я ведь вправду была жалкой и слабой.
Я почувствовала, что он подошел вплотную, за секунду до того, как моей щеки коснулись теплые пальцы.
– Не плачь, – раздалось над моей головой. – Все пройдет. Никто тебя больше не обидит.
От этой нелепой фразы я зарыдала еще сильнее. «Не от страха я плачу, дурак ты эдакий!» – хотелось крикнуть мне, но я только оттолкнула его руку и отодвинулась, насколько позволяла лавка.
Альгидрас вздохнул и отошел. Успокоилась я довольно быстро, а когда наконец повернулась, увидела, что он стоит перед печью спиной ко мне. Я некоторое время разглядывала его силуэт на фоне огня и думала, что мне очень хотелось бы сохранить память о нем. Если мне было суждено погибнуть здесь, я хотела бы помнить о нем до последнего вздоха. Мне была дорога эта нелепая, навеянная и такая неуместная любовь. Она сейчас казалась единственным, что имело смысл в этом мире.
– У нас есть вода? – проскрипела я, и он, резко развернувшись, суетливо кинулся к брошенной у порога сумке.
Я тут же вспомнила, что его выбивают из колеи женские слезы, и улыбнулась. Смешной он все-таки. Выпив воды из протянутой фляги, я бодро произнесла:
– Значит, завтра мы едем в Свирь?
Альгидрас кивнул, внимательно глядя мне в глаза.
– Нас ждут какие-то неожиданности по пути?
Он на миг замялся, потом пожал плечами и тут же произнес:
– Нет. Путь будет легким.
– А врать ты все-таки не умеешь, – усмехнулась я, отмечая про себя, что не чувствую его эмоций вообще.
Вот о чем говорил Алвар. Он не дает себя чувствовать, потому что ему есть что скрывать. Впрочем, мне уже было на это наплевать. Я еду в Свирь. Там Радим, там… Я задохнулась от внезапного осознания.
– Мы едем в Свирь. Значит, я снова начну… плохо себя чувствовать? – спросила я, в последний момент заменив готовое сорваться с языка «умирать».
Альгидрас нахмурился и закусил губу.
– Не бери в голову, – произнесла я, – ты ведь в этом не виноват. Это все ваша Дева. Интересно, что ей от меня нужно? Никакой особо важной информации я тебе не сообщила. И от чувств, навеянных ею, тоже проку никакого. По-моему, только головная боль тебе. Странная она все-таки. Мне казалось, что Святыня должна иметь конкретную цель. А чего хочет эта, вообще непонятно. Правда?
Я тараторила, чтобы как-то заглушить чувство страха и безысходности, и наблюдала за тем, как Альгидрас, нахмурившись, убирает флягу в сумку, кладет на стол нож и какой-то сверток, относит сумку к двери. Я надеялась лишь на то, что он не заметит, как меня трясет. Вероятно, надеялась напрасно, потому что он хмурился все сильнее.
– Ладно. Забудь, – наконец махнула рукой я. – Знаю, что ты обещал найти способ избавить меня от этого, но ты ведь не… чудесник. Кажется, так в Свири говорят?
Я улыбнулась преувеличенно бодро и поднялась на ноги:
– Давай уже спать!
Сказав это, я поняла, что не испытываю никакой неловкости и трепета оттого, что мы собираемся ночевать вдвоем. Ведь наверняка он не будет спать со мной.
– Передай нож! – попросил Альгидрас, что-то делая у печи.
Подхватив со стола оставленный хванцем клинок, я рассеянно протянула его рукоятью вперед. Мне показалось, что рука Альгидраса дрогнула, принимая оружие. Впрочем, мне просто могло померещиться из-за игры света на перстне Алвара. К тому же я решила, что довольно ловить его реакции и угадывать мысли. Глупости все это! Дева, любовь… Ерунда! Скоро все закончится. Для меня точно.
Я так старательно прокручивала эти мысли в голове, что оказалась совершенно не готовой к тому, что произошло через секунду. Альгидрас перехватил мое запястье здоровой рукой и, шагнув вперед, поцеловал
