— Это Персоннета! — объявил он. — Мне дали код. Что с этим кодом?
— А какой у вас код? — робко спросил Боккара.
— Минутку, — пробормотал Персоннета, не без труда листая блокнот одной рукой. — Ага, вот: 89А51.
— Ну, все ясно, — воскликнул Боккара. — Сразу видно, что Жув у меня сто лет не был. Эх, хороший был код, очень мне нравился. Звучал, как баскетбольный счет и притом легко запоминался — Французская революция и бутылка пастиса. Чего уж лучше, верно?
— Ладно, говори новый код, — отрезал Персоннета.
— И кроме того, обе цифры — простые числа, — продолжал разъяснять Боккара.
— Нет, — ответил Персоннета. — 89 — простое число, а 51 — всего лишь произведение простых.
— Вы правы, — согласился Боккара. — Но теперь уже все равно, раз нам его сменили.
— Ладно, давай новый.
— Жуткий код, — сказал Боккара. — 8С603, ничего себе комбинация?
8С603 сработал вполне исправно, электронный привратник тут же с легким щелчком растворил дверь. Лифт. Зеркало на задней стенке лифта. Только не смотреть в ту сторону!
— Ну как вы? — спросил Боккара. — Оклемались после той ночки? Мне лично уже не под силу бодрствовать до утра, я потом весь день не человек. И еще должен сразу вас предупредить: я сейчас в легкой депрессухе.
Слава богу, мы все-таки одолели тот сейф. Кофейку не выпьете? Только что сварил.
— Нет, — ответил Персоннета. — А впрочем, налей. И показывай свои достижения.
— Держите, — сказал Боккара. — Сколько кусков, один, два?
Достижения представляли собой снимки документов в натуральную величину, которые они с Персоннета обнаружили в сейфе Лагранжа, сфотографировали и аккуратно положили на место: перечень иностранных городов, даты, адреса, телефоны, факсы.
— Итак, завтра утром вылетаем, — сказал Персоннета.
Боккара все еще жаловался на свою депрессию, когда назавтра они сели в тот же «боинг», который доставил в Сидней Глорию. Однако мы знаем, что она уже покинула этот город, нам известен ее дальнейший маршрут, и потому ограничимся кратким рассказом об их путешествии. В отеле «Darling Harbour» они Глорию не обнаружили, погода была кошмарная, в общем они вернулись несолоно хлебавши.
На обратном пути в самолете Боккара то засыпал, то просыпался. Пятнадцать часов полета (в оба конца), усталость и двойная разница во времени (шутка ли — двенадцать часовых поясов!), нарушение сна и пищеварения — все это отнюдь не помогало ему в те минуты, когда «боинг» пересекал зоны турбулентности, и беднягу сотрясали рвотные позывы. Он совсем сник, однако где-то за тысячу километров до Парижа все-таки попытался взбодриться, продолжив разговор, начатый несколькими днями раньше, когда они возвращались из Бретани. Он обратился к Персоннета, поглощенному метеосводкой по всему земному шару, которую передавало внутреннее телевидение.
— Знаете, я ведь тогда наврал вам про себя, — признался Боккара. — На самом деле у меня с сексом паршиво. Эх, знали бы вы, до чего мне обрыдло трахать вдовушек в панельных многоэтажках!
— Ну что ты, ей-богу… тут уж ничего не поделаешь, — дипломатично заметил Персоннета.
— Нет, вы даже не представляете, до чего это мерзко, — продолжал Боккара. — Эти пробуждения. Эти утра. Возвращаешься домой даже не ополоснувшись, торчишь в пробках на кольцевом бульваре в собачью погоду, а в квартире такой же собачий холод. Пока включишь отопление, пока оно раскочегарится, пока доспеет кофе, даже пальто нельзя снять. Вы не поверите, но при этом просто теряешь уважение к самому себе!
— Тогда наплюй на них, — посоветовал Персоннета. — Брось их всех.
— Я никогда никого не бросаю, — объявил Боккара. — Это слишком утомительно. Пускай уж лучше бросают меня — по крайней мере, ничего не надо решать. А в общем, — философски заметил он, — все не так уж и просто; можно ли точно определить, кто кого бросил?! Предположим, что один из двоих взял на себя эту инициативу. Но тот, кого бросают, не всегда выглядит покинутым, вот оно как!
Облегчив таким образом душу, Боккара надел наушники плейера, покрутил взад-вперед колесико настройки, вмонтированное в подлокотник, поискал музыку, напал на Шостаковича и откинул спинку кресла, чтобы удобнее было наблюдать за работой стюардесс.
В аэропорту Руасси Персоннета направился к первой же телефонной кабине, но когда в кабинете Сальвадора раздался звонок, тому опять было некогда. На письменном столе лежал главный проект Сальвадора, открытый на странице «Блондинки крашеные» (перекисью, окисью и т. д.).
— Так, — сказал он отрывисто. — Да. Значит, снова упустили?! — Не вникая в аргументы звонившего, он бросил: — Минуточку!
И, склонясь над разложенными по столу листками, быстро пометил на одном из них: «Перекись азота применяется также для производства отдельных видов взрывчатых веществ и ракетного топлива». Это наблюдение могло пригодиться для его проекта. Надо будет развить его как следует.
15
В Бомбее двадцать три часа. Обратите внимание, что нынче вечером в баре «Taj Intercontinental», так же как и в сиднейском ночном клубе, очень мало туземцев. Здесь сидят почти одни иностранцы — иностранцы как для этого города, так и друг для друга.
А теперь взгляните на двух женщин, которые только что вошли в бар, хохоча на весь зал, — в общественных местах не принято смеяться так громко. Это молодые, необыкновенно веселые женщины с букетом больших белых цветов, который они суют друг дружке каждые пять минут. С первого взгляда вы находите их красивыми, как ясный день, со второго — красивыми, как два разных дня, два праздничных ясных дня в разное время года.
Они встретились утром в самолете Сидней — Бомбей. Случайно оказались на соседних местах и начали обмениваться журналами, сигаретами и косметическими рецептами, затем хорошенько выпили и всласть наболтались, как это бывает только на дальних рейсах, в десяти тысячах метрах над морем и сушей. Рэчел, подобно Глории, путешествовала одна. И подобно Глории, не слишком распространялась о причинах и целях своих странствий; однако и в тот день, и во все последующие дни женщины будут неразлучны.
Они прибыли в Бомбей где-то к полудню. Поскольку у них не было определенных планов, они тотчас взяли такси и начали осматривать город, выходя из машины где попало, чтобы прогуляться пешком, сквозь душную смесь сладковатых запахов, густых, как кучевые облака, и исходящих от всевозможных пряностей, бальзамов, елеев, фруктов, цветов и фритюра, дыма и паленого рога, нафталина и смолы, пыли и гнили, выхлопных газов и экскрементов. Затем, проезжая через Марина-драйв, молодые женщины оказались в местах кремации покойников, и все вышеописанные запахи ненадолго сменились одним — запахом горящего мяса с примесью запаха горящих поленьев, благоухавших по-разному, в зависимости от социального положения того, кто уходил в небо вместе с их дымом: сандаловое или банановое дерево для богатых, манговое для всех остальных. И в этих прогулках наши дамы проведут весь день.
