его мамой. Она нас сначала не заметила из-за включенного блендера, но потом, когда Томас заорал во всю глотку “Мам!”, обернулась.
Высокая и симпатичная, она носила такую же прическу, как Томас — короткое афро. Мне ужасно понравилось, что в левом ухе у нее два золотых гвоздика.
— Это Джасира, — представил меня Томас, и миссис Брэдли подошла пожать мне руку.
— Рада с тобой познакомиться, — сказала она. — Добро пожаловать в наш дом.
— Спасибо, — поблагодарила ее я и достала вино и конфеты. — А это вам.
— Как это мило с твоей стороны, — восхитилась она, принимая подарки.
— Это папа выбирал, — созналась я.
— Правда? — удивилась она и засмеялась. — Он же, кажется, сначала не хотел тебя отпускать?
Я кивнула.
— Он считает, что мне нужно дружить с девочками.
— А ты не дружишь? — спросила она.
— Не-а.
— Хм…
— Девочки у нас в школе — все, как одна, дуры, — пояснил Томас.
Потом повернулся ко мне и спросил, не хочу ли я посмотреть его комнату. Я взглянула на миссис Брэдли, думая, что она сейчас скажет “нет”, но она промолчала. Вместо этого она сказала:
— Томас, раз уж вы идете наверх, загляни к отцу, пусть спустится и откроет вино.
Мистер Брэдли сидел в кабинете за компьютером.
— Пап, — позвал его Томас. — Это Джасира.
— Джасира! — воскликнул мистер Брэдли, вставая, чтобы пожать мне руку. — Рад с тобой познакомиться.
На нем были такие же штаны-хаки, как на Томасе, правда, он отличался упитанностью, так что ремень у него скрывался под животом.
— Я слышал, твой папа работает в НАСА, — сказал он.
Я кивнула.
— Как интересно! — продолжил он. — Хотел бы я с ним побеседовать. Я что-то вроде астронома-любителя.
— Я ему скажу.
— Джасира, пойдем, — позвал меня Томас. — Моя комната вон там.
— Томас, дверь не закрывай! — крикнул мистер Брэдли нам вслед.
— Ладно, — ответил Томас.
Кровать у Томаса была двуспальная, а не узкая, как у меня, с голубым лоскутным одеялом. Над столом висели наградные ленточки за успехи в плавании, а в углу стоял маленький телевизор. Стены покрывали постеры с разными группами, но я ни одну из них не знала. Мои родители слушали в основном классическую музыку.
— Может, присядешь? — предложил Томас.
— Конечно, — согласилась я, устраиваясь на краю кровати.
— Смотри! — сказал он и схватил с пола гитару. Пристроив ее на плече, он начал играть. Правда, расслышать я почти ничего не смогла, потому что он играл без усилителя. Закончив, он поинтересовался, узнала ли я песню, и я призналась, что нет.
— Это же “Эй, Джо!” Джимми Хендрикса.
— А-а, — протянула я.
Потом он спросил, не хочу ли я попробовать поиграть, и я согласилась. Привстав с кровати, я позволила Томасу надеть на себя гитарный ремень. Меня немного смутило, что ремень передавил мне левую грудь, но Томас не обратил на это никакого внимания.
— Пальцы поставь вот так, — начал он расставлять за меня пальцы по струнам. Наконец, закончив, велел мне провести рукой по струнам.
— Узнаешь? — спросил он, и я помотала головой. — Это же Нил Янг!
— Сейчас, погоди, — сказал он, взял гитару в руки и сыграл ту же мелодию. — А так?
Я закивала, делая вид, будто узнаю песню.
Потом Томас доиграл, снял гитару, и мы сели на краешек кровати. Через минуту он откинулся назад, на спину, правда, ноги у него все равно касались пола. Я не знала, надо мне сидеть или можно лечь, как он. Наконец я тоже откинулась назад.
— А ты все бреешь? — спросил Томас.
— В смысле?
— Ну, ты лобковые волосы тоже сбриваешь?
— Да.
— Все? — уточнил он.
— Нет, только по бокам.
— Мне нравится, когда у девушек там все выбрито, — признался он.
Я промолчала.
— Может, тоже как-нибудь попробуешь так сделать.
— Может быть.
Мы повалялись еще пару минут, а потом миссис Брэдли позвала нас ужинать. В столовой она подала нам хумус, баба-гануш, кебаб из барашка, салат, питу, рис и табулех. Я сказала, что все очень вкусно, и не соврала, хотя обычно такую еду не ела. За столом мистер Брэдли задавал мне всякие вопросы про мою семью из Ливана, и меня очень нервировало, что ответить я ему не могу. Я не знала, когда умер мой дедушка или чем он занимался при жизни, даже имени своего дяди не могла назвать. Я пыталась перевести разговор на свою маму-ирландку, но эта страна мистера Брэдли не интересовала.
На десерт мы ели сливочное мороженое, которое сами украсили вишенками, орехами, ломтиками бананов, сиропом, конфетками “M&M’s”, взбитыми сливками и карамельной крошкой. Когда мы приступили к мороженому, миссис Брэдли поинтересовалась, кем работает моя мама, и я ответила, что учительницей. Она кивнула.
— И ты предпочитаешь жить с папой?
— Нет, — ответила я. — Я хотела бы жить с мамой.
— О, — промолвила миссис Брэдли, и я заметила, как она через весь стол посмотрела на мистера Брэдли.
После десерта мы с Томасом пошли в гостиную слушать музыку, а его родители остались на кухне убираться. Я думала, что они присоединятся к нам, но они так и не пришли. Только мистер Брэдли просунул голову в дверь и сказал, что они пойдут наверх и чтобы мы убавили музыку.
Мы слушали Джимми Хендрикса, и Томас, стоя у камина, играл на воображаемой гитаре. Каждый раз, когда звучало соло, он делал такое лицо, будто ему больно. Потом он пришел, сел ко мне на диван и начал шлепать по бедрам, будто играл на барабанах. Когда в музыке вступали тарелки, он шлепал по моему бедру.
Началась медленная песня, Томас повернулся и начал гладить мою грудь сквозь рубашку. Затем просунул руку под нее и дотронулся до бюстгальтера. Он откуда-то знал, что надо ласкать соски, и я кончила. Я начала плакать, и он разволновался.
— Тебе было больно? — спросил он. — Я не хотел…
— Нет, — ответила я.
— А что случилось?
— Ничего, — сказала я и скрестила перед собой руки.
Томас поднялся и вышел, а когда вернулся, в его руках был платок.
— Держи.
Я взяла платок и утерла слезы.
— Я точно тебе не сделал больно?
— Точно.
— Тогда почему ты плачешь?
— У меня был оргазм, — призналась я.
— Правда?
Я кивнула.
— Впервые?
— Нет.
— О-о, — разочарованно протянул он. — А когда раньше?
— Ну, сама с собой, — объяснила я.
— О-о, — повторил он.
— Но я больше не хочу.
— Почему?
— Просто не хочу, и все.
— Тебе не нравится?
— Нет.
— Я думал, всем нравится, — удивился Томас.
— А мне нет.
— Это плохо, — заключил он.
Я пожала плечами.
— А мне нравится.
Я промолчала.
— Я бы не против сейчас испытать оргазм, — продолжил он.
— Ну, можешь
