– Алик, твоего деда звали Владимиром, причем здесьАльберт!
– Правильно, – совершенно спокойно ответилон, – это маминого отца звали Владимиром, а Альберт – это дедушка состороны отца.
Видя мои недоверчивые глаза, он добавил:
– Правда, я его не знал, он рано умер. Я хотела задатьему хамский вопрос, знал ли он своего отца, но вовремя удержалась, а вместоэтого спросила:
– А как твое отчество?
– Александрович.
– А отец, значит, Александр Альбертыч?
– Ну да, так получается довольно забавно, АлександрАльбертыч Румянцев.
Это потому, что прабабка, мать этого деда, была немка, вышлаза русского, Румянцева, и назвала сына Альбертом. Он был тоже АльбертАлександрович Румянцев, как и я. На этот раз я ничего не сказала, тольковытаращила на него глаза.
– Я паспорт могу показать! – улыбнулся Алик.
Я развернула паспорт – действительно, все как он говорит.Посмотрев на фотографию, я удивилась еще больше: даже на этой паспортнойфотографии было видно, что Алик совсем не толстый. Понятно, почему я не узналаего на школьных снимках. Но какова Иркина мамаша! «Я все про них знаю, двадцатьлет с его теткой проработала!» Так меня подставить!
– Алик, прости меня, пожалуйста, я ужасная дура.
– Ну что ты, в моих семейных отношениях трудноразобраться, я понимаю. Мои родители люди не совсем обычные, вернее, отец. Ноэто очень долгая история, сейчас ты торопишься, я потом как-нибудь расскажу.
Я заметила вложенную в паспорт бумажку. Это оказаласьповестка к следователю.
– Алик, тебя все еще таскают в милицию насчет убийстваЛарисы?
– Да, вот привязались. Хотят, чтобы я представил алибина это время, с часу до двух.
Я решилась:
– Алик, а где же ты был в это время? Он посмотрел оченьнеуверенно и промямлил:
– Тебя не шокирует, если я скажу, что был все это времясо своей бывшей женой?
– Господи, да мне-то какое дело!
Но, честно говоря, я удивилась. Иркина мамаша говорила, чтожена его бросила, там какая-то жуткая история. Хотя, как верить Иркиной мамаше,я уже убедилась.
– Понимаешь, – бормотал Алик, – мы время отвремени видимся, редко, раз в полгода. Так, пообедаем где-нибудь и все.Вообще-то мы уже три года в разводе.
Оправдывается он передо мной, что ли? Меня это абсолютно некасается. Жена даст ему алиби, они прекрасно разберутся без меня. И я сталапрощаться.
В нашем подъезде была тьма-тьмущая. Опять что-то сэлектричеством случилось.
Дом у нас дурацкого экспериментального проекта, и лифт не всамом низу, а до него еше надо тащиться целый лестничный пролет. Мне-то ничего,а старикам или мамашам с колясками архитектора, который этот проект выдумал,наверняка убить хочется.
В кромешной темноте я поднялась к лифту, а сзади хлопнуладверь и еще кто-то вошел. Что такого, кто-то идет домой, но у меня по спинепробежал холодок. Я пошла быстрее, но шаги сзади тоже ускорились, и были они оченьнеприятные, с какой-то хромотой, и еще дыхание такое свистящее. Я подходила клифту с такими мыслями: в лифте ехать – страшно, пешком по темной лестнице идти– еще страшнее – а вдруг он тоже за мной пойдет? Что со мной творится, никогдане была такой трусихой! Я все-таки решила вызвать лифт, потому что там горитлампочка, я увижу человека, будет не так страшно.
Лифт стоял на первом этаже, свет оттуда упал на площадку,человек подошел ближе…
Господи, какая же я дура! Вот что значит – у страха глазавелики. Это был Борис, ветеран-афганец с нашего этажа. Борис из Афганистанавернулся весь израненный, потому и хромает, и вместо руки правой у него протезв черной перчатке. Но он не озлобился ничуть, веселый и доброжелательный мужик,получает пенсию и где-то подрабатывает. Как я его сразу по походке не узнала…
Мы вошли в лифт. Он сам нажал кнопку четвертого этажа правойрукой, которая в перчатке, он всегда старался, что может, ей делать, чтобы, какон говорил, не чувствовать себя одноруким.
Нажал он кнопку, а там как заискрит!
Борис мигом посерьезнел, присмотрелся к панели с кнопками:
– Хорошо, что я нажал неживой рукой в перчатке, если быживым пальцем ткнул – так шибануло бы… Здесь фаза на корпус выведена, будтокто-то нарочно диверсию устроил. Мальчишки, наверное, шалят, как еще сами неубились. Ты подожди минутку в лифте, чтобы никто не сел, я сейчас к себе зайду,инструменты принесу.
Он ушел к себе. Я осталась одна. Мысли были нехорошие. Неслучайно сегодня в подъезде нет света: это дело рук того человека, которыйвывел фазу на корпус колодки управления в лифте. Я все-таки закончилатехнический вуз и немного представляю себе, что это такое. И не случайно лифтоказался внизу, когда я вошла в подъезд, он был приготовлен там для меня, этобыла ловушка, смертельная ловушка. Если бы на кнопку нажал не Борис своимпротезом, а я или кто-то другой, что бы тогда было? Могло и убить. Кажется,напряжение в лифте не двести двадцать воль, а все триста восемьдесят… Меня спассчастливый случай в лице Бориса.
И вот еще что дошло до меня совершенно неожиданно: еслинеизвестный злоумышленник подготовил все это именно для меня, хотя это простобред какой-то, ну кому я мешаю? Но все же, если это для меня, значит, он былздесь перед самым моим приходом, может, он и сейчас здесь?
Меня обдало волной ужаса, от страха я перестала соображать.Мне казалось, что в полной темноте притаился мой неизвестный враг… Япочувствовала, что еще немного, и я заскулю от страха, как Лолита, но тутвернулся Борис с инструментами – должно быть, он и отсутствовал-то каких-нибудьдве минуты, но мне они показались вечностью.
Дома никого не было. Я бросила сумки в коридоре и опустиласьв своей комнате на диван. Ноги меня не держали. Только представить себе, чтоесли бы я не подождала Бориса, а нажала бы кнопку сама, сейчас валялась бы всяобугленная. При этой мысли мне стало совсем нехорошо.
С трудом добредя до кухни, я достала из холодильникаматушкину минеральную воду. Тоже мать называется. Когда она нужна, то ее нет. Ивообще – то полная квартира народу, невозможно одной побыть, то дом как вымер,даже собаке лень хозяйку встретить.
– Лолитка, ты где?
Лолита не торопилась на зов. Наконец я обнаружила ее надиване в комнате сестры. Лолита сладко спала на спине, вытянув лапы. Интереснобыло то, что именно на этом диване, и только на нем, Лолите спать запрещалось.В каждой комнате у нас было по спальному месту, Лолиту пускали всюду – и комне, и к матушке, и на Дашкину кровать, но сестра недавно купила потрясающую ибезумно дорогую мягкую мебель и естественно хотела сидеть и спать на диванесама, а для собаки это слишком жирно. Но Лолита так не считала, потому чтообивка дивана подходила к цвету ее шерсти. Лолита у нас девушка со вкусом, яэто уже говорила. Назло всем я не стала сгонять Лолиту с дивана. Я почесала ееза ухом, она проснулась и благодарно ткнулась мне в руку. Мы посидели немножкорядом, и мне стало полегче. Ладно, на этот раз Бог уберег, матери ничегорассказывать не буду, а то она всполошится и не будет отпускать меня никудавечером из дому. Я решила отвлечься хозяйственными заботами и отправилась накухню. Если сварить сегодня борщ на два дня, а потом поджарить филе трески, какменя научила тетя Надя, – кусочки рыбы обваливают сначала в муке, потом вяйце, а потом еше в сухарях и кладут в кипящее оливковое масло, то можносегодня приготовить только салат, без гарнира обойдемся, а к чаю что-нибудьпринесет сестра. Борщ и рыба останутся еще и на завтра, таким образом, я смогузавтра не торчать на кухне. А в среду возвращается матушка после голодовки и опятьначнет всех пичкать диетическими продуктами.
