метра, англичанин остановился.
— Тойво, будь готов! — скомандовала княгиня Белозерская. — Сейчас этот старый засранец сотворит какую-нибудь гадость.
Герцог Эджертон тем временем сконцентрировался, начитал какое-то заклятие и… быстрыми движениями правой руки принялся выводить в воздухе огненные буквы.
«Здравствуй, Кэтти!» — буквально за несколько секунд вывел Эджертон на немецком.
Бабушка в ответ на это негромко произнесла очень длинную фразу на карельском, и приветствия среди этих слов не было. Зато несколько очень крепких словечек я узнал.
«Ты ведь читаешь это? Ответь мне!» — вывел в воздухе очередную огненную надпись англичанин.
— Ладно, по крайней мере, это поможет нам потянуть время, — сказала бабушка, подошла к куполу прямо напротив своего бывшего друга и принялась старательно выводить буквы.
В отличие от герцога Эджертона, княгиня Белозерская «писала» не огнём, а холодом — она водила пальцами по внутренней поверхности купола, оставляя на ней следы в виде толстых полос белого искрящегося инея. Видимо, это должно было хорошо читаться с той стороны, несмотря на зеркальное отражение. Бабушке было сложнее писать, чем Эджертону, так как ей приходилось это делать справа налево, да ещё и зеркалить буквы, чтобы с той стороны можно было нормально прочитать надпись. Но она компенсировала всё это выбором очень короткой фразы — всего в одно слово.
«Подонок!» — не без удовольствия вывела бабушка на куполе.
Прочитав это, Эджертон рассмеялся и принялся за новую надпись.
«Я не хочу побоища», — вспыхнуло огнём в воздухе.
«Тогда уходи!» — ответила бабушка инеем.
«Предлагаю честный поединок: я и твой внук», — написал англичанин.
— И думать забудь! — заявила мне бабушка ещё до того, как я что-либо сказал на этот счёт. — Гарри и честный поединок — вещи несовместимые!
— Не спорю, — согласился я. — Но это хоть какой-то шанс.
— Не какой-то, а стопроцентный: заманить тебя в ловушку, убить и забрать меч. Забудь!
На самом деле я и не горел желанием выходить драться с Эджертоном, прекрасно понимая, что никакого поединка не будет — на меня навалятся все английские маги разом. Вообще, сложно сказать, кому в этом мире я верил меньше, чем этому англичанину, всего несколько дней назад клятвенно обещавшему при венценосном свидетеле не причинять вреда ни мне, ни бабушке.
«Так что скажешь?» — вспыхнуло напротив нас.
«Пошёл вон, пёс!» — вывела бабушка на поверхности купола и улыбнулась.
Эджертон тут же изменился в лице — его просто перекосило от ярости. Англичанин, что-то прокричал — явно, выругался и быстро написал огнём в воздухе:
«Вы все сдохнете!»
«Пёс», — снова вывела бабушка инеем.
— Это что-то для него значит? — спросил я. — Почему он так отреагировал?
— Ещё как значит, — усмехнувшись, ответила бабушка. — Потом расскажу, если выживем. Это очень смешная история.
Мне показалось, что Эждертон явно считает иначе, раз так завёлся с этого слова, но эту мысль я оставил при себе. А британский премьер-министр тем временем отошёл от купола и принялся раздавать указания своим бойцам. После чего часть из них тут же разбежалась, а сам Эджертон принялся начитывать какие-то заклятия, готовясь к штурму купола.
— Ну вот сейчас точно начнётся, — сказала, глядя на это, бабушка. — Тойво, будь готов!
Эджертон тем временем преображался по полной программе: сначала в воздухе вокруг него заискрились тысячи бриллиантовых искорок, затем они начали кружить вокруг герцога, облепляя его тело, превращаясь в блестящие и крепкие алмазные доспехи; сам Эджертон увеличился в размерах, «вымахав» примерно до четырёх метров. Кохинур на его груди сверкал так ярко, что даже сквозь купол невозможно было прямо посмотреть на этот Великий артефакт.
Герцог подошёл к куполу на расстояние примерно двух метров, и я сразу же, несмотря на защиту купола, почувствовал себя неуютно. Оно и неудивительно — когда смотришь снизу вверх на разъярённого четырёхметрового боевого мага, всегда ощущаешь некий дискомфорт, а уж когда знаешь, что он хочет тебя убить, тем более.
Эджертон поднял руки, направив их открытыми ладонями в нашу сторону, и выпустил из них два еле заметных энергетических потока. Соприкоснувшись с поверхностью купола, они образовали на ней что-то похожее на пятно — переливающееся всем цветами радуги, подобно бензиновому пятну на луже. И пятно это становилось всё больше и больше. Достигнув примерно пяти метров в диаметре, оно перестало расширяться и помутнело. Через эту часть купола уже ничего нельзя было разглядеть изнутри.
— Что он делает? — спросил я.
— Пытается ограничить часть купола, сконцентрировать все свои усилия на ней и сделать её максимально уязвимой, — ответила бабушка. — Чтобы потом в это место нанести удар.
— Насколько это опасно?
— Ни насколько. Это заклятие, наложенное на часть купола, ослабит не только нашу защиту, но будет гасить вообще любое магическое воздействие, в том числе и проходящие через него боевые заклятия.
— Сильно?
— Достаточно. Можно сказать, оно заменит собой нашу защиту и не пропустит внутрь купола ничего магического.
— Но в чём тогда смысл? — удивился я.
— В возможности нанести физический урон, — пояснила бабушка. — По сути, в этом месте на куполе только защита от физического урона и останется, а её при определённом раскладе можно и пробить. И, скорее всего, это дело Гарри поручит тому клоуну в золотом костюме. Но каким бы сильным магом тот ни был, его молота не хватит, чтобы пробить нашу защиту от физического урона. Там нужно именно бить — сильно и чем-то покрупнее молота.
— Думаете, Эджертон сам не попробует пробить?
— Нет, ему нужно постоянно питать своей энергией захваченный участок купола. Опустит руки — всё начинать заново.
— Надеюсь, всё так, как вы говорите, и это действительно не опасно, — сказал я.
— Я тоже на это надеюсь. Потому как в целом идея неплохая, и я вынуждена признать, что Гарри всё же немного поумнел за последние сто лет. Но чтобы пробить нашу защиту от физического урона даже самого большого молота не хватит, она выстрел из гранатомёта выдержит, и не один. Поэтому…
Бабушка осеклась, и я увидел то, чего никогда до этого не видел — глаза княгини Белозерской в прямом смысле этого слова полезли из орбит от удивления. Мне хватило и этого зрелища, чтобы мне стало не по себе, но я всё же быстро обернулся и посмотрел в направлении взгляда бабушки. И тут же обалдел. Другого слова здесь было не подобрать — разве что
