очень давно не была… И до последних дней надеялась побывать ещё раз.
— Мы выберемся, — усмехнулся Ровеналь и стиснул её плечо.
Олсон повела рукой, мягко, но настойчиво избавляясь от этой хватки.
— Не уверена, — сказала она и на какое-то время замолкла. А затем, когда поняла, что больше не может молчать, продолжила: — Инквизиция не прощает отступников, Ровеналь. Ты сам сказал: однажды определив, что ты несёшь угрозу, они от тебя уже не отстанут.
Её спутник молчал. Ему было стыдно, но он знал, что другого пути нет.
— Знаешь… — тихо сказала Эллера, — всю свою жизнь я веду борьбу… никому, наверное, и не нужную, кроме меня… Но до последних дней я знала, чем она закончится. Однажды я вернусь домой и в моём городе… в моём мире всё будет хорошо. Представь себе… У меня тоже есть мир, который я хотела бы спасти…
— Расскажи мне о нём, — тихонько предложил Ровеналь, присаживаясь в другое кресло справа и чуть позади.
Эллера вздохнула.
— Это… не очень хороший мир. И у меня нет там никого. Ни семьи, ни друзей. Но я всё равно его люблю. Там облака красные, как маки, и много рек. В моём городе десятки мостов, и, когда мне было шестнадцать и нас стали выпускать из интерната на прогулки, я целые ночи проводила на этих мостах. Бродила от одного к другому… Не знаю, что такого магического в мостах, но, когда я смотрю на них, мне кажется, что у всех у нас есть шанс… шанс друг друга понять…
Она замолкла и какое-то время в рубке царила тишина. А потом Ровеналь решился задать вопрос:
— Своих родителей ты не знала? Не пыталась их искать?
Эллера качнула головой.
— Нет, зачем? Если они оставили меня, значит, я им не нужна. А у меня были хорошие учителя. Не все, конечно… Но некоторых я любила. — Она снова замолкла и на какое-то время погрузилась в себя. — Иногда я вспоминаю о них и думаю — есть ли ещё наш интернат?
— Почему бы ему не быть?
Эллера вздохнула.
— Когда его построили, Инквизиции ещё не было. Наша планета… Сильно отличалась от центральных миров. Жизнь там текла тихо, и нас не трогали никакие потрясения. Думаю, именно поэтому… Интернат построили там, — она сделала паузу, подбирая слова и не желая сказать лишнего. — В общем, с тех пор прошло много лет. Я думаю, перемены добрались и туда.
— Мне кажется, власть Инквизиции не так уж и сказывается на жизни обычных людей.
— Нет, — с грустью согласилась Эллера. — Только в том, что кругом сплошная ложь. Жизнь кажется бессмысленной и пустой, потому что под запретом почти всё — театр, музыка, кино.
— Рядом с Колбертом ты искала приключений?
По губам Эллеры скользнула горькая улыбка.
— Это оправданное предположение. Но — нет. Он… был нужен мне. С ним можно проникнуть в такие места, куда меня не пустили бы одну. У него дома собираются люди, от которых можно многое узнать.
— Так ты в самом деле журналистка? — спросил Ровеналь, припомнив давешний разговор.
— Вроде того, — улыбка снова скользнула у Эллеры по губам. «По крайней мере, я, возможно, выбрала бы эту профессию… если бы могла выбирать», — добавила она про себя.
Ровеналь хотел спросить что-то ещё и даже успел приоткрыть рот, но замер, глядя на монитор, который теперь находился у Эллеры за спиной. Поймав его взгляд, Олсон на мгновение оцепенела, а затем резко развернулась.
— Что б вас еноты съели… — пробормотала она, судорожно щёлкая по клавишам. — Я очень удивлюсь, если это корабль!
То, что отображали мониторы, в самом деле трудно было назвать кораблём.
Огромный, по меркам Эллеры, сгусток энергии двигался им наперерез. Вряд ли сгусток имел целью им помешать — насколько могла разобрать Эллера, ему попросту было всё равно.
Сгусток имел два крыла и длинный, рассыпающий перламутровые искры хвост, похожий на хвосты сказочных птиц, которых не показывали даже в кино. Голову его украшали клюв и небольшой хохолок, искрящийся в тон хвосту. При каждом движении сгусток будто отталкивался от пустоты звёздного пространства своими огромными крыльями.
— Это мираж, — предположила Эллера.
— Я пока не настолько хочу пить, — возразил Ровеналь.
Эллера и сама понимала, что миражи не видят вдвоём.
— Он может быть разумен?.. — спросила она, наводя объектив камеры на загадочное явление и увеличивая изображение на экране.
— На Кармелоне говорят, что жизнь — это пламя звезды…
— Энергетическая форма жизни, — перевела Эллера на понятный ей язык.
Она зачарованно наблюдала за плавными и грациозными движениями гигантской птицы, полностью сотканной из полупрозрачного света. Потом нахмурилась. Коснулась пальцем сенсорной панели.
— Она излучает радиоволны, — заметила Эллера. Прислушалась. Потом добавила: — И… Этим волнам отвечает адресат. Как думаешь, у них может быть клапан?!
Ровеналь молчал. Он сильно сомневался, что у существ, путешествующих по космосу подобным образом, могут быть металлические клапаны и схожие с человеческими представления о топливе. Но он хотел узнать, с кем эта птица говорит — или с кем говорят те, кого она транспортирует на себе.
15
— Я всячески за эксперименты, — заметил Ровеналь. — Но вынужден предупредить: клапан у них вряд ли найдется.
Эллера только плечом дёрнула.
— Давай начистоту… дракон или как там тебя. Благодаря тебе и твоему совету мы застряли в такой глуши, что затеряться ещё глубже в космосе нам уже не грозит.
— Моему совету?.. — с удивлением повторил Ровеналь.
— Конечно. Мне бы в голову никогда не пришло влезать в линию Ветров.
— Я тебе говорил «выходи»!
— Выходить из рубки моей яхты? — Эллера картинно расхохоталась. — Вот уж не дождёшься. Я тебе не десятиклассница, чтобы таскать меня по всей галактике на плече.
— Выходить надо было из ветра, иди… — Ровеналь замолк.
Эллера искоса зыркнула на него.
— Кто?.. — уточнила она.
— Слушай, я не собирался тебя оскорблять, — Ровеналь вздохнул. — Хочешь лететь за этой… за этим неопознанным объектом — лети. Я просто напомнил тебе о том, что у нас хватает других проблем.
— Нытик, — фыркнула Эллера и застучала пальцами по клавиатуре.
Ровеналю очень захотелось отвесить ей подзатыльник, но он сдержался. Молча развернулся и направился в кают-компанию.
Олсон
