на него совсем больными, запавшими глазами с тёмными кругами. Черты были острыми, в них не было детской округлости, присущей всем детям.
Ручки были совсем тонкими, я не могла рассмотреть её тело, но даже за плотной тканью платья было видно, что у девочки к критическая потеря веса, а состояние очень похоже на анорексию с депрессией.
Я подошла ближе, а Курт оторопел, сделал маленький шажочек и обратился в соляной столп.
— Ты сегодня ела? — тихо спросил Маркус.
Девочка помотала головой и сла́бо прошелестела:
— Не хотела.
— А я к тебе шарлатанку привёл, помнишь, ты собиралась на неё посмотреть, — Маркус погладил сестрёнку по волосам, у него дрожали руки и он быстро-быстро моргал.
Графёнок опять меня оскорбил, но я тут же простила его, когда у девочки появился в глазах проблеск интереса.
— Ей нужно дать глюкозу, — тихо, но настойчиво проговорила я, и сразу отчаянно пожалела, что всё ещё не сделала капельницу. Она в этом случае нужна как воздух. Желудок малышки может отвергнуть даже жидкость.
— Морика, выпьешь зелье шарлатанки? — спросила я у неё и тоже присела на корточки, чтобы девочка могла меня рассмотреть, не делая при этом усилий.
Она улыбнулась пересохшими губами и прошелестела:
— Хотела бы я посмотреть на реакцию отца.
— Может и посмотрим, — мрачно предрекла я, вряд ли дворецкий оставит самоуправство графёнка без внимания. Наверняка уже побежал докладывать его сиятельству о вторжении. Ведь шарлатанка покусилась на святое, на его больного ребёнка. А разгневанный отец может сделать всё что угодно. Я буду, наверное, первым дипломированным психиатром, которого поджарят на праведном костре инквизиции. И если её никогда не было в этом мире, создадут лично для меня.
Конечно, пугать детей я не стала, вместо этого твёрдо и спокойно произнесла:
— Маркус, принеси сахар, соль, соду, кружку кипятка, кувшин воды и столовую ложку. Сахара примерно семнадцать чайных ложек с горкой понадобится, остального по несколько щепоток.
— Я схожу! — Курт отмер, первое потрясение прошло, и он взял себя в руки, — Маркус, ты прикажи слугам, а я проконтролирую. Тебе лучше остаться здесь, а то эта ненормальная ворвётся. Вон, слышишь, под дверью причитает.
Я встала и выглянула за дверь, спросила:
— Лора Тилира, мы могли бы с вами поговорить?
— Нам не о чем говорить.
Я только задам вам несколько вопросов.
— Вы попадёте в ад всеблагого! — нервно сказала она, всё время вздрагивая, словно её кто-то невидимый дёргал за верёвочки, затрясла пальцем, — все вы попадёте в ад.
И замолчала, отвернулась от нас, подошла к противоположной двери и что-то забормотала. То ли молилась, то ли просила своего бога обрушить на нас все кары небесные.
Поведение женщины мне всё больше и больше не нравилось. Но она могла так вести себя лишь потому, что боялась реакции графа или просто не понимала, как действовать в сложившейся ситуации.
Пока я говорила с гувернанткой, Маркус подозвал слугу и отдал распоряжения, Курт сразу же вышел.
Я закрыла дверь.
Девочка с тревогой смотрела на меня.
— Слишком громко получилось, извини? — осторожно проговорила я.
Морика неуверенно помотала головой.
— Громко и быстро, чуть подол лоры Телиры не защемила, — прощупывала почву я.
На лице девочки появился не страх, нет, скорее вина́ или сомнение. Эмоции были вялыми, реакции заторможенными, поэтому сразу определить её чувства не могла, даже со своим немаленьким опытом. И, если быть совсем уж откровенной, с детьми я никогда не работала, но другого специалиста с нужной квалификацией позвать мы не могли.
— Почему ты хотела посмотреть на меня?
Девочка пожала плечиками.
— Оправдала твои ожидания?
— Вы похожи на маму, только волосы у неё вились.
Я быстро перевела взгляд на Маркуса, у мальчишки расширились зрачки, и он пристально стал рассматривать моё лицо.
— Вы непохожи, если только цветом волос. Глаза у мамы были зелёными и лицо совершенно другое.
— Да? — девочка рассеянно спросила у брата. — Значит, я совсем стала забывать её.
Маркус достал магофото из кармашка, оно на удивление было сухим, видимо, хранилось в специальном кармане для документов.
С него на нас смотрела темноволосая, зеленоглазая красавица, типажом ближе к земным красавицам-турчанкам.
— Действительно, непохожи, — Морика прикрыла глаза и, казалось, задремала. Силы у девочки совсем закончились.
— Как она? Всё очень плохо? — спросил очень тихо Маркус.
Я кивнула.
— Ты правильно сделал, что пришёл ко мне. Лекарей вызывали? Почему они ничего не делали?
— Почему не делали? Уже несколько раз приезжал семейный лекарь, он подпитывал её жизненной энергией, Морике становилось лучше, но через несколько дней её уныние возвращалось. Я уже говорил, что это похоже на болезнь нашей мамы, такой, какой её помню.
Беседу прервал вернувшийся Курт с несколькими слугами. Они внесли в комнату подписанные небольшие мешочки, маленький столик, похожий на журнальный, ведро воды, кувшин и высокую кастрюльку с горячей водой.
— Ты совсем распустил слуг, — сказал Курт. — На кухню забежал тот перец, что так не ласково встретил нас. Стал что-то орать. Распугал всех слуг. Мне пришлось объяснить, что если дочь графа умрёт, он всех повесит, в первую очередь этого недобитого мужичка, который возомнил себя хозяином.
Морика тяжело вздохнула и завозилась.
— Тише, — шикнула я на мальчишку, — разбудишь.
— Так вот, — шёпотом продолжил Курт, открывая принесённые мешочки, — этот твой в ливрее схватился за голову и куда-то побежал. Пришлось прикрикнуть на слуг, чтобы они хоть что-то сделали. Если бы у Дро…
— Курт, а кипяток вы принесли? — перебила я мальчишку.
Вот бестолочь! Если о наших связях с королём воров узнаёт граф, нам явно не поздоровится.
— Да, здесь, — и так обиженно на меня посмотрел, словно это я чуть не проболталась.
Я сахар, соль и соду в нужных пропорциях размешала в горячей воде, влила в чистый кувшин, добавила холодной. Курт внимательно следил за тем как и что я делаю.
Подошла к Морике и погладила её по плечу, она открыла глаза, но посмотрела на Курта и улыбнулась.
— Что это? — из кармана робко высунула ушки Липа.
— Липучка, — Курт бесцеремонно достал малышку из переднего кармана и посадил на кровать к девочке. Липа встала, ручками погладила хвостик, словно выпрямляя и робко подошла к её пальчикам, погладила один из ноготков.
— Чудная какая, — сказала Морика.
— И приставучая, — буркнул Курт.
Я приподняла голову девочке и поднесла столовую ложку к её обветренным, белым губам.
— Выпей.
Морика сделала глоток, поморщилась.
— Лекарства не бывают сладкими, — погладила Морику по голове, заодно проверяя есть ли у девочки температура, но её лоб был совсем холодным, от длительного голодания и давление могло понизиться. — Каждые семь — десять минут нужно давать ей по
