только не приходилось ему быть в своей непростой жизни: то прислугой, а то и приворовывать приходилось, когда нечего было есть. Попав в артель, Гаврила очень быстро продвинулся за счёт своих физических данных, он был не по годам высок и силён. В какой-то момент его поставили вперёд, и он, несмотря на молодость, стал «шишкой», бригадиром. Долгие годы Гаврила выполнял монотонную работу, в основном, на баржах. Канат, который тянули бурлаки, проходил через барабан и подтягивал баржу к якорям, заранее вывезенным вперёд на лодках. Не избежал он и бечевников, протоптанных тропинок вдоль берега, которые зачастую могли проходить по самому краю обрыва. Работа была очень тяжелая, но за сезон можно было заработать достаточно, чтобы протянуть зиму, когда река покрывалась льдом.
В Рыбинске Гаврила встретил свою жену Прасковью, которая тоже была «шишкой», только в женской артели бурлаков. Когда на смену бурлакам пришли пароходы, Гаврила был ещё достаточно молод и сумел адаптироваться к переменам, из бурлаков его артель переквалифицировалась в грузчиков. Он не стал работать в порту, где была высокая конкуренция. Гаврила знал многих капитанов на Волге, а они ценили его артель, понимая, что грузчики Гаврилы погрузят всё быстро и аккуратно, ничего не украв при этом. Поэтому он имел постоянную работу на кораблях крупных волжских пароходств. За счёт постоянной работы, они смогли купить дом в деревне, и Прасковья теперь следила за хозяйством. Также поступили и несколько его товарищей по артели, с которыми Гаврила работал уже не один год. Можно было подкупить и земли, но крестьянствовать грузчиков не тянуло, они предпочитали выполнять привычную работу. Сам Гаврила любил Волгу, но не так, как мог бы любить художник или поэт. Река была для него опорой в жизни, она давала возможность жить и ему, и его детям.
Дети у Гаврилы были такие же высокие и сильные, как и он с женой, те пятеро из двенадцати, что дожили до сегодняшнего дня. Двое сыновей работали в его бригаде, а в деревне, когда бригадир грузчиков возвращался домой, его ждал целый выводок внуков.
«Смогут ли они протянуть этот год?» – задавал себе вопрос Гаврила. Рост цен на хлеб сменился его исчезновением. Бригадир бросил взгляд на потолок, который также являлся палубой для пассажиров первого и второго класса. Господам, находящимся там, его проблемы не знакомы. Перед ними не стоит такой проблемы, их дети не умрут зимой от голода, чтобы ни случилось. Он же думал об этом постоянно.
Поэтому он отказал Николаю Харитоновичу, когда тот предложил ему дело. У Гаврилы уже было дело, от которого зависело выживание его семьи. Да, он мог бы ему помочь, но сейчас был очень важный момент, и Гаврила не хотел отвлекаться, каким бы заманчивым ни было предложение. Об этом деле и думал сейчас бригадир. Правильно ли он сделал, что согласился? А если всё вскроется, то что? Каторга? Но делать было нечего. Ситуация требовала от него пойти на риск. Гаврила вздохнул и пошел поднимать артель, пароход подходил к пристани.
Иван
Иван некоторое время поразмышлял и решил начать с мнимой дочки шулера, а за то, что это всё-таки шулер, говорило многое, в том числе, показания Васильковского. Трегубов подумал, что девушка может проговориться и дать ему какие-то подсказки.
– Скажите, Елена Лавровна, какие причины привели Вас на этот пароход?
– Папенька купил билеты.
– А почему? Зачем именно на пароход, куда Вы едете?
– Доктор мне рекомендовал больше воздуха, вот это и есть причина. Поехали поправлять моё здоровья.
По мнению Трегубова, девушка выглядела румяной и здоровой. Поправлять тут было нечего, но он, конечно, не доктор.
– И куда же Вы всё-таки направляетесь? – Иван повторил вопрос, проигнорированный Еленой Лавровной.
– Откуда же мне знать, просто плывём и плывём. Куда собираемся, лучше папеньку спросите!
– Обязательно спрошу. А чем он у Вас занимается?
– Он – таможенный чиновник.
– Где служит, в каком чине?
– Послушайте, никогда не интересовалось его работой, спросите его самого.
– Хорошо, а в каком городе Вы живете?
– В Нижнем Новгороде.
– А почему тогда из Твери плывёте?
– Так мы сначала в Тверь, – после секундного замешательства сказала девушка, – а оттуда уже назад в Нижний Новгород.
– Так всё-таки Вы в Нижний Новгород плывёте?
– Да!
– Но Вы же только что говорили, что не знаете куда плывёте?
– Я так говорила?!
– Да, я отметил.
– Мне кажется, что Вы меня просто не поняли.
– Ну как же, вот я себе отметил. Не знает, куда направляется, предлагает спросить у отца.
– Значит, это я не так поняла Ваш вопрос.
– Скажите, пожалуйста, Ваш отец был знаком с князем Кобылиным?
– Кто это?
– Это – человек, который упал в реку. Были ли они знакомы с Вашим отцом.
– Не знаю.
– Есть человек, который видел, как князь пытался Вас защитить от пьяного художника Васильковского.
– Ах, так это и есть князь! Я и не знала.
– Кроме того, – продолжал Трегубов, – князь до своей смерти говорил, что играл в карты с Вашим отцом.
– Это Вы у него спросите. Я то в карты не играю.
– А Ваш отец играет?
– Я не видела, не знаю, спросите у него.
– Скажите, где Вы были, когда тело князя Кобылина упало в реку?
– Не знаю, а когда это было?
– Когда на пароходе начали кричать, что человек за бортом.
– А, я и не поняла Вас. Когда стали кричать, я подошла к борту посмотреть, что случилось.
– То есть, Вы были на палубе?
– Ну, конечно, я же сказала, что смотрела, что там случилось.
– А где был Ваш отец?
– Вот уж не знаю.
– То есть, его с Вами не было?
– Я не запомнила, спросите лучше его.
Трегубов тяжело вздохнул. Елена Лавровна, если это её настоящее имя, ничего не хотела говорить сверх того, что заучила заранее. Это только укрепило подозрения Ивана, но продолжать допрос было бессмысленно.
– Хорошо, Елена Лавровна, у меня к Вам больше нет вопросов. Позовите, пожалуйста, Вашего отца. Спасибо.
Лавр Афанасьевич всем своим видом располагал к доверию. Когда он сел напротив Трегубова, у Ивана появилось ощущение, что он уже давно и хорошо знает этого солидного и доброго господина. После Елены он решил не ходить вокруг и около, понимая, какой хитрец перед ним. Поэтому Иван зашёл прямо в лоб:
– Лавр Афанасьевич, я знаю, что князь Кобылин проиграл Вам перед смертью крупную сумму денег и собирался обвинить Вас в жульничестве. Этому есть три свидетеля, поэтому давайте избавим себя от лишних условностей и поговорим начистоту.
– Не знаю даже,
