потом десяток лет выслушивай, что все ей не так да не сяк. Кабала полная! Мораль сей басни такова. Уж если ты собрался заключить брак, то заранее подумай о том, как будешь возвращаться в прежнюю, холостую жизнь.
– Сплюнь, дурачина! – заявил Батыру и добродушно усмехнулся.
Они ударились стаканами и допили то, что в них оставалось.
– Командир группы, майор Заур Кильба, остались вы.
– Да я, собственно, молчал лишь потому, что со мной все и ежу ясно. У меня, вот друзья не дадут соврать, больной ребенок. Деньги любые нужны, чем больше, тем лучше. Вы, ребята, может, этого и не знаете, но у людей моего ремесла на гражданке выбор невелик – охранником или в бандиты.
– Да еще как знаем, – сказал Леонид. – У меня таких историй вагон и маленькая тележка. Я ведь в службе внутренней безопасности работаю, наших парней отслеживаю. Увы, не раз видел, как ребята, которые после тотального распила без всего остались, идут по скользкой дорожке.
– А я вот не хочу ступать на нее, – непривычно грустным тоном продолжил Заур. – Были уже прецеденты, звали меня земляки, не ладящие с законом, обратно в Сухуми. Но нет. Деньги нужны, однако не могу, да и все тут! Так что ваше предложение мне сейчас как глоток чистого воздуха. В Германии можно дефицитные лекарства подешевле купить. Так что для меня вы – лучший выход из ситуации, которая уже казалась мне практически безвыходной.
– Хорошо. Значит, решили?
Эти слова Серегина поддержал гвалт подвыпивших голосов. Договорились!
На улице темнело, а бывшие и настоящие военные продолжали выпивать. То и дело весело звенели стаканы.
Заур Кильба отбросил дурные мысли и травил свои армейские истории:
– Когда мы только приехали в часть, нас заселили в общежитии. Комнату, расположенную на первом этаже, я делил с парой парней. Перед зданием был небольшой газон. За ним тянулась центральная улица военного городка с глубокими бетонными канавами по краям. Метров пять от окна. Просыпаюсь утром, начинаю собираться на службу, а сосед по комнате меня спрашивает: «А ты слышал, как ночью под окном танк ездил?» Я вообще спал как сурок. В общем, техник одной из танковых рот, пьяный в задницу, ночью спокойно прошел мимо часового, без помех вскрыл бокс с танками. А дело зимой было. Танк прогреть надо! Он движок запустил, и никто за полчаса не почесался! Мотор ревет, и никого это не заботит. Потом этот фрукт снес тыльные ворота, выехал из бокса и начал кататься по жилому городку туда-сюда. Очевидцы потом мне рассказывали, что он остановился рядом с домом и начал газовать. Его ротный вышел на балкон и начал крыть матом этого больного ублюдка. Тот его послал очень далеко и поехал кататься дальше. Потом дежурный по части очухался, комендантский взвод за ним послал. Солдатики долго бегали по городку следом за танком, потом все же как-то достали из него этого прапора-алканавта. Не знаю, чем дело кончилось, но вроде замяли его.
– А ты видел потом этого эпического героя?
– Он после этого трезвый ходил, но как-то не очень уверенно, все время почему-то задницу свою потирал, – ответил Кильба, и бар наполнился смехом.
Смеялся даже бармен за стойкой.
– И все-таки мы нажрались, – простонал Мотылев, мучимый сушняком.
В финале посиделок Дмитрий Альбертович Серегин схватил его под локоть и категорически заявил, что домой в таком виде ни за что не пойдет. Услышав заверения товарища в том, что он этого не сделает хотя бы потому, что они сейчас находятся вовсе не в Москве, а в Севастополе, сей заядлый трезвенник сказал, что дело не в этом, а чтобы жену не расстраивать. Они взяли такси и отбыли в отель, где Мотылев еще до приезда забронировал номера себе и Серегину.
Вместе с ними из бара ушел Львов, который в тот вечер особо и не пил. Он еще в Москве сказал Мотылеву, что в Севастополе живет его родной брат, который как раз попросил его подскочить в гости и помочь разобраться с какими-то важными делами. Он уже лет пятнадцать работал адвокатом, часто просил Леонида воспользоваться старыми связями и пробить того или иного человека. Вот тот и помогал родному человеку, чем уж мог.
Тот сказал ему, что на сей раз нужно его личное присутствие. Не исключено, мол, что тебе придется даже предстать свидетелем на суде.
Однажды Франц Кафка написал, что «бывают случаи, когда приговор можно вдруг услыхать неожиданно, от кого угодно, когда угодно». Он ведь работал в страховом обществе, и ему вполне можно было довериться в этом вопросе.
Львов Кафку не читал, но имел личный опыт по этой части. Ехать ему нужно было в другую сторону, так что такси он заказал отдельное.
Все прочие боевые товарищи тоже покинули злачное заведение.
Несмотря на вечерние возлияния, Дмитрий Серегин проснулся довольно рано.
Он тут же забрел в ванную, прополоскал рот водой из-под крана, сплюнул в раковину, посмотрел в зеркало и с удовлетворением проговорил себе под нос:
– Очень даже ничего. Глаза горят, а это самое главное в нашей нелегкой жизни.
После этого Дмитрий встал под холодный душ, чтобы окончательно смыть с себя все остатки вчерашних излишеств. Он насухо растерся полотенцем, пригладил жесткие волосы, согрел в стакане воду кипятильником, привезенным с собой, и заварил себе крепкий чай.
Пока тот настаивался, Серегин надел джинсы и джемпер, прицепил под него кобуру с пистолетом Макарова. Мало ли что. Оружие он перевез сюда, на Украину, без всяких проблем. При посадке в самолет в Москве предъявил соответствующие бумаги, врученные ему Мотылевым, а в аэропорту Бельбек досмотр был чисто формальным.
Вообще-то пистолетом Дмитрий пользовался довольно редко. Его теперешняя жизнь этого не требовала. Иногда, чтоб навык не потерять, он уезжал куда-нибудь в глушь, чтобы пострелять по банкам.
Серегин с удовольствием попил чаю и вскоре, умытый и взбодренный, постучался к Мотылеву.
Тот тоже предстал перед ним обновленным, гладко выбритым и надушенным. Но по глазам его было видно, что он не отказался бы поспать еще как минимум пару часов.
– Бывает ли утро добрым? – осведомился генерал.
– Для нас с тобой достаточно уже и того, что оно вообще бывает.
– Сколько времени? – спросил Мотылев, ковыряясь в рюкзаке.
– Ровно столько, чтобы пойти за моей машиной, – прилетел ответ.
– Ага, вижу! – победоносно изрек генерал, извлекая из рюкзака часы.
– Ты зачем их в сумку положил?
– А я помню, что ли? Спрятал вчера на автопилоте, чтобы не обокрали. – Он закрепил браслет на руке и заявил: – Ну вот
