Но не потому ли мы так жадно цепляемся за воспоминания о войне, что зачастую события, с ней связанные, самые значительные в нашей жизни?
Да, он принял решение, окончательное и бесповоротное, он возвращался в армию. Нет, он возвращался не в Армию, он возвращался на войну. Трудно, почти невозможно объяснить столь странный поступок другим людям. Да и как объяснишь, если и сам Ефимов так до конца и не смог понять, что же в конце концов заставило его столь круто переменить свою жизнь, перешагнув через то многое, оставляемое в уже прошлой гражданской жизни…
Двумя месяцами ранее.
… — Видишь, вот ещё один, — комбриг кивнул в сторону только что вошедшего в кабинет Ефимова, — солдат желает пролить кровь за Отечество.
Сидевший напротив него майор Балобаев — командир готовившегося к отправке в Чечню отряда повернул голову и окинул безразличным взглядом стоявшего у двери прапорщика. Правда сейчас Ефимов был в «гражданке» и то, что он старший прапорщик, знал только он сам да давший добро на выдачу «Отношения» полковник Шогинов.
— Езжай домой, — комбриг приветливо улыбнулся, — готовь личное дело. Я так думаю, к отправке отряда ты уже не успеешь. Но ничего, поедешь весной. Часть перебазируется, так что прибудешь сразу к новому месту дислокации.
— Спасибо, — совсем не по- уставному поблагодарил Ефимов, подразумевая выданное на руки «Отношение».
— Ну, будь, — комбриг ещё раз улыбнулся, и Ефимов, поняв, что здесь ему больше делать нечего, повернувшись, открыл дверь и вышел в коридор штаба…
Уже спускаясь по ступенькам лестницы вниз, он вдруг задумался над тем, что никак не может определиться — радоваться полученному «Отношению» или огорчаться. Казалось бы, ехал за ним сотни километров и вот, получив, ощутил в сердце неимоверную тоску. Возвращение в Армию означало неизбежное расставание с любимыми и родными и от того грудь старшего прапорщика заполнялась щемящей болью.
Почти два месяца ушло у Сергея на оформление необходимых бумаг. Наконец-то «Личное дело» было готово, а он всё никак не мог сказать своим о принятом решении. Впрочем, супруга знала, а вот дети… Как сказать своим лапочкам, что ты уезжаешь? Правда, пока ещё не очень далеко и будешь приезжать на выходные, но потом? Потом неизбежное расставание на долгих полгода. Как признаться? Как объяснить, зачем и почему он обрёк себя на такую муку. Сердце разрывалось на части, душу сжимала тоска и на глаза впервые за последние десятилетия наворачивались слезы. Точнее, он знал почему так поступает, но никак не мог понять, каким образом сумел на это решиться.
В дни, предшествующие отъезду, он старательно вёл себя как ни в чём не бывало, но время отсчитывало последние часы его безвозвратно уходящей в прошлое гражданской жизни.
Если бы в тот момент спросить, понимал ли Ефимов, что может навсегда остаться в чужих горах, он бы однозначно ответил: — «Да». Времена, когда он считал себя почти бессмертным, канули в прошлое. Но, тем не менее, менять своё решение Сергей не собирался…
Предписание было выписано, дата прибытия определена. Неизбежное расставание уже завтра. Он пытался быть таким, как всегда, но у него ничего не получалось, даже ложка едва не валилась из его рук.
— Так, — как можно бодрее начал он, корча улыбку и одновременно пытаясь отвести в сторону заблестевшие росой слезинок глаза, — я у вас в армию ухожу, — и тут же, пока дети, шокированные эти словами, не опомнились, начал быстро перечислять все мыслимые и немыслимые выгоды предстоящей службы…
Однажды он уже почти уехал от них, но только почти…
Стояла зима 1994–95 г.г., в Российской глубинке всё шло своим чередом, а в городе Грозном тридцать первого декабря начались бои. Ефимов, вот уже несколько лет категорически не смотревший теленовостей, несколько дней подряд не отлипал от экрана. Он видел, как воюют и гибнут Российские парни и… чувствовал стыд — они там, восемнадцатилетние неопытные ребята кладут свои жизни, а он, мужик с почти четырёхлетним боевым опытом сидит на печи.
