я, не совсем представляя, как бы покомпактнее описать пролом в стене, испуганных слесарей и трусоватых медбратьев. — Думаю, более полную картину смогут вам изложить ваши сотрудники.
— Понятно, — мрачно проговорила Орлова, и это «понятно» ничего хорошего персоналу не предвещало. — Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — пожал плечами в ответ.
— Нор-маль-но… — повторила Орлова. — Вам измеряли резерв?
— Нет.
— А кровь брали на анализ?
— Нет.
— А… впрочем, видимо, ничего не делали. Давайте вернемся и завершим процедуру по протоколу, — ткнув пальцем в кнопку вызова лифта, сказала Ольга Кирилловна.
— Ну, если у вас есть еще одна лишняя каморка…
Кажется, от этих слов у Орловой дернулся глаз. Женщина приложила пальцы к уголкам глаз и еле слышно выдохнула:
— Идиоты…
Нет, сегодня точно кому-то достанется паяльник.
Створки лифта распахнулись, и Ольга Кирилловна взмахнула рукой:
— Я сама вас проверю. И передам с рук на руки Разумовскому.
— Как ценный груз? — пошутил я, входя в кабину лифта.
— Скорее, проблемный, — пробормотала женщина, поднимаясь на последний этаж.
Здесь тоже были палаты-кабинеты, неторопливо ходил персонал, прижимающийся к стене при виде Ольги Кирилловны, но все какие-то немного на расслабоне.
Мы дошли примерно до середины этажа, когда Орлова замедлила шаг. У одной из белых безликих дверей, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к стене, стоял Разумовский.
— Что еще? — останавливаясь, раздраженно бросила Орлова.
— Ты не хочешь вернуть мне моих студентов?
— Одного я тебе уже вернула.
— Но я отдавал троих.
— Девчонка в реанимации, — нехотя ответила Орлова. — Но быстро встанет на ноги.
— А Мирный? — Разумовский кивнул в мою сторону.
— Как видишь, — Орлова покосилась на меня, — Мирный на ногах уже стоит. И сейчас освободится.
Разумовский отлепился от стены и красноречиво кивнул на дверь. Орлова демонстративно закатила глаза и, достав ключ-карту из кармана, пустила всех нас в кабинет.
Несмотря на тяжелый, недовольный взгляд тренера, Ольга не тушевалась и не косилась на мужчину. Она работала быстро и четко, совершая минимум движений. Орлова взяла у меня кровь, измерила давление, посветила в глаза, постучала по нервам, поводила-померила какой-то ерундой вокруг головы.
В конце концов, завершив все манипуляции, Орлова замерла, крутя в пальцах невралгический молоточек и изучающе смотря на меня.
— Ты закончила? — недовольным тоном спросил Разумовский.
Женщина моргнула, прекратив сканировать меня взглядом.
— Да… да, закончила. Резерв без изменений, возможны остаточные колебания ближайшее время… ну да ты и сам знаешь.
Тренер не стал ей отвечать, просто вышел из кабинета. Я поднялся на ноги и кивнул Орловой на прощанье.
— Александр! — окликнула она меня в дверях.
Я обернулся, вопросительно посмотрев на Ольгу. В этот момент она меньше всего напоминала ту стерву, что гоняет подчиненных и управляет одним из самых ответственных процессов в жизни каждого мага страны. Скорее это была женщина с рваной, незаживающей раной на сердце.
— Даже ваш уникальный резерв не сделает вас бессмертным, вы же понимаете?
— Я понимаю, — кивнул в ответ и, почувствовав всю ее беззащитность и открытость в этот момент, добавил: — Спасибо.
Мгновение — и Орлова снова замкнулась, закрылась в свою стервозную броню. На меня снова смотрел бесстрастный медик, профессионал и тиран. А затем женщина кинула в меня как-то предмет, который я на автомате поймал. Посмотрел на руку и увидел в ней пачку парацетамола.
— У вас потрясающие рефлексы, господин Мирный. Может, завещаете свой мозг науке?
— Если будет что завещать, — мило улыбнулся я и вышел.
В прошлый раз вот завещать было бы нечего.
Императорский Московский Университет, Максим Меншиков
В отличие от Дениса Долгорукова, Максим, точнее, Максимилиан Меншиков был идеальным сыном и наследником. Просто образцово-показательным солдатом своего рода, четко выполняющим распоряжения отца, зубами вгрызающимся в любую возможность укрепить позиции рода. Парень был настолько предан семье, что, если интересы его дома пересекались с личными, последние он задвигал.
И он был бы прекрасным аристократом, если бы не политический курс, выбранный его семьей. Причем курс этот был выбран задолго до рождения Максима. Да что там Максима, задолго до рождения его деда! Стремление оторвать кусок побольше, залезть повыше, плюнуть подальше передавалось из поколения в поколение на генетическом уровне, с молоком матери. Первопричина уже давным-давно забылась, но поколение за поколением Меншиковы, как шкодливые коты, кормясь с государевых рук, изо всех сил пытались нассать хозяину в тапки.
Но если отбросить лирику и большую политику, то светская жизнь Максима сводилась к простой задаче, четко обозначенной отцом: сформировать вокруг себя детей членов Свободной фракции и привлечь на свою сторону как можно больше свежей, сильной крови. И если с первым Максим справлялся превосходно, поскольку кровь все-таки не водица и обаяния у Меншиков было с избытком, то вот со вторым возникали проблемы. И ноги этих проблем, как ни странно, росли прямиком из первой задачи.
Вот, например, сейчас. В университет поступает очень перспективный одаренный. Нищий, как церковная мышь, без какой-либо силы за спиной, без перспектив и надежд на сытое будущее. Казалось бы, бери и облагодетельствуй, а затем пожинай плоды бесконечной благодарности.
Но нет.
Не-е-е-ет, нет.
Долгорукову хватило мозгов не только задрать пацана, зарубиться с ним, получить по морде и заявиться угрожать. Этот идиот додумался еще и потасовку попробовать устроить на территории университета!
Конечно, ситуацию замнут. Никто не станет ради какого-то там безродного, пусть и очень перспективного, муссировать незначительное нарушение дисциплины. Но вместе с ситуацией замнется и любая попытка перекрестить Мирного в свою религию. А за это папенька по голове явно не погладит. Глава рода Меншиковых вообще не из тех людей, которым интересно, почему «нет». Им интересно, как быстро будет «да». И никаких скидок и поблажек собственному сыну он не делал и делать не будет.
А потому Максимилиан Меншиков сидел в своей шикарно, дорого и весьма остро обставленной комнате в общежитии и думал, как бы одним махом придушить Долгорукова, расположить к себе Мирного и отползти подальше от Распутина, которого хлебом не корми — дай постучать на ближнего своего.
В такие моменты у Меншикова возникало странное, иррациональное желание плюнуть на все и выйти из семьи. Слишком уж много грязи приходилось месить для достижения его целей. А ведь это были еще только ученические цели, после выпуска задачи будут действительно серьезные. И парню иногда действительно страшно было представить, какое будущее его ждет впереди.
Глава 11
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Кабинет у Разумовского был. Собственно, это все, что можно было сказать о нем. Небольшой, плотно прокуренный, аскетичный до состояния необжитого помещения.
Тренер, забравший нас с Новиковым из медицинского корпуса, сейчас с видом великого мыслителя стоял у окна, рассматривая полигон, который
