случится что-нибудь плохое?
Я подвигала пальцем на столе цветочные лепестки.
Тихий стук в дверь кухни заставил нас обеих обернуться.
Фаолан стоял в дверном проеме в таком великолепном наряде, в каком я еще никогда его не видела. Белая зашнурованная рубашка, темно-серые брюки, заправленные в кожаные сапоги до колен, темно-синий плащ. Его волосы были туго стянуты на затылке, отчего казалось, что он коротко подстригся.
— Я пришел попрощаться, — сказал он незнакомым голосом. Этот голос мне не понравился. — Я завершил программу наставничества; теперь к тебе будет приходить кто-нибудь другой и читать тебе книжки.
Я сделала шаг к нему, но Гиацинта остановила меня, положив руку на плечо. Я посмотрела на нее, и она покачала головой.
— Лэнни…
— Фаолан, — поправил он меня. Он никогда раньше так не разговаривал.
— Я думала, ты мой друг, — прошептала я.
Приподняв бровь, он уставился на меня сверху вниз совершенно бесстрастными глазами.
— Друг? — Он резко рассмеялся, этот звук резанул меня по сердцу. — Я внук Луга и выполнил свой долг, помогая здесь, в приюте. Только и всего.
У меня задрожала нижняя губа, и Цинт встала передо мной.
— Ты не должен из-за этого вести себя так мерзко. Мы знаем свое место.
— Ты знаешь, да? — спросил он. — А вот она, по-моему, не знает. По-моему, она верит, что я приходил сюда ради нее, хотя я мог бы приходить ради любой другой сиротки.
Слезы потекли по моим щекам, горячие и обжигающие, в груди начали нарастать рыдания.
— Но ты сказал, что я…
— Особенная? — Он возвел глаза к потолку. — Это потому, что нас учили, что говорить, Сиротка.
Я отшатнулась, как будто он дал мне пощечину.
Я была для него всего лишь бедной девчонкой, которой приходилось читать каждую неделю и притворяться, будто ему это нравится. Приходилось быть к ней добрым.
Цинт схватила скалку.
— Убирайся!
— Нет, — сказал он. — Я пообещал ей, что попрощаюсь, и вот я здесь. Прощай, Сиротка. Да хранит тебя богиня.
Он поклонился в пояс, и я уставилась на молодого человека, которым стал мой спаситель.
— Ты вытащил меня из реки, — выпалила я. — Зачем?
Он выпрямился, повернулся ко мне спиной и сказал через плечо:
— Я бы не позволил утонуть в реке даже собаке, если бы мог ее спасти. Так почему бы не спасти такую дворняжку, как ты? Возможно, однажды от тебя будет какая-нибудь польза.
Цинт бросила в него скалкой, но скалка отскочила от дверного косяка, и Фаолан ушел.
Тогда из моей груди вырвались громкие, сотрясающие рыдания, которые утихли на плече Цинт.
— О, Алли, не слушай его.
Только как я могла не слушать?
Фаолан был фейри, на которого я хотела быть похожей. Я слышала, как приютская няня шептала рядом со мной слова, похожие на молитву герою. Лэнни — Фаолан — был моим героем. Он спас мне жизнь. Он стал моим другом по программе наставничества. Он всегда был немного отстраненным, немного тихим, но никогда — жестоким.
Он считал, что от меня не будет пользы.
Я прижалась к Гиацинте, мои слезы постепенно унимались.
— Я покажу ему, Цинт. Однажды я ему покажу.
Я вырвалась из ее объятий, увидела, что она плачет, и вытерла ей слезы.
— Мы обе покажем ему, кто мы такие. Тогда он пожалеет, что перестал быть нашим другом.
Цинт улыбнулась мне, и я увидела, что она верит в меня и знает, что я не бесполезна.
— Я знаю — у тебя все получится.
8
Ветки молодых деревцев зашуршали и врезались мне в плечи, когда самолет с гулом пошел на посадку. Я сидела на корточках в грузовом отсеке, стуча зубами, пока пилот выруливал по взлетно-посадочной полосе. Несмотря на толстое одеяло, я очень замерзла. Я знала, где хочу оказаться, но понятия не имела, куда на самом деле прибыла; самым главным было выбраться с Унимака до того, как король закроет аэродром, чтобы запереть меня на острове. По моим подсчетам, полет занял около четырех часов, значит, я все еще на Аляске. Холод в трюме это подтверждал.
Самолет остановился, оглушительный гул двигателей перешел в вой, а потом смолк.
Прислушавшись, я уловила снаружи стук багажных тележек, шум других самолетов.
В крошечном местном аэропорту, где никто не высматривал людей, совершающих подозрительные и сомнительные поступки, пробраться в самолет было не так уж сложно (если не считать того, что я лишь чудом открыла дверь люка). Место, где мы приземлились, казалось больше и оживленнее, а значит, и охраняться должно строже.
Звонко заскрежетал металл, в грузовой отсек хлынул свет. Я пригнулась ниже, прячась за кипой серебристо-красных саженцев, которые, должно быть, заказал какой-то богатый человек.
— Что тут у нас? — крикнул один из носильщиков.
Голос человека, забирающегося в трюм, отозвался эхом:
— Еще какая-то странная фигня фейри.
— Блестки?
— Да. Это дерьмо, черт побери, повсюду.
Оба мужчины выругались. Когда они принялись за разгрузку, я прижалась к стене за ящиками с медом фейри и коробками с трюфелями с кипреем.
Загрузив тележки, люди ушли, и я медленно прокралась вперед, чтобы выглянуть наружу.
Слева до горизонта тянулись поросшие высокими деревьями холмы, но здание аэровокзала закрывало от меня то, что находилось справа. «Международный аэропорт Фэрбенкс» — гласила вывеска на здании.
Я заметила семь ворот, не таких больших, как я опасалась. Почти всю дорогу я беспокоилась, что мы приземлимся в Анкоридже. А потом — что самолет направляется ниже сорок восьмой параллели. Из Фэрбенкса я попаду в восточную часть Треугольника, который охватывал территорию между Джуно на востоке, Анкориджем на юге и Барроу на самой северной оконечности штата. До недавнего времени где-то там находился и Андерхилл. И в Треугольнике все еще жили все парии, изгнанные из нашего мира.
Я пряталась в грузовом отсеке, пока не вылетел очередной самолет и авиадиспетчер не вернулся туда, где ему и полагалось быть в промежутке между рейсами.
Ребята с багажной тележкой скоро вернутся, значит, пора шевелиться.
Я похлопала себя по бедрам, разгоняя кровь. Промерзнув в полете, я стала бы медлительной, если бы вовремя не приняла необходимые меры.
Накинув на голову капюшон, я выпрыгнула из грузового отсека и приземлилась на пятки, бесшумная, как легкий ветерок. Лучше всего направиться к соснам, потому что пройти сквозь охрану я не смогу.
Сперва я держалась в тени самолета, потом развернулась и нацелилась на одинокий телескопический трап в пятидесяти шагах отсюда.
Теперь началось самое трудное. Быстрым шагом я направилась к зданию аэровокзала, стараясь держаться так, как будто мне тут самое место.
