и затем опадала листва и вода в реках зимой превращалась в лёд, а по рассказам некоторых смелых путешественников вообще на крайнем севере творилось что-то немыслимое… Там ночь могла длиться по полгода и на небе часто зажигались огни, так называемое Северное сияние, как будто кто-то из богов от скуки подобным образом шутил.
Что же их здесь теперь ждало? Этого, наверное, не знали и всесильные и вездесущие Олимпийцы!
Впереди у них, у Лузия и воинов его когорты – была полная неизвестность.
* * *
Квиет внимательно приглядывался к даку, и одному из своих воинов даже поручил, чтобы тот незаметно присматривал за проводником. Мало ли что? Это предложил сделать недоверчивый Дед, то есть новоиспечённый командир одной из ал Цельзий, и к его совету Лузий на этот раз посчитал, что будет благоразумно прислушаться.
Орест оказался молчуном. Он совсем редко говорил. А если кто-то его о чём-то и спрашивал, то он отвечал кратко и односложно. Но латынь Орест знал, причём знал прекрасно, и разговаривал он на ней более-менее безупречно, как будто это был его родной язык.
– Пойдём к Тибиску, – сразу же трибуну сообщил Орест.
– Ночами? – уточнился Лузий.
– Разумеется, – ответил проводник. – Так приказано же.
– Сколько до Тибиска дне… ночных переходов?
– Пять-шесть. Как будем идти. От этого всё и зависит. Но время нам нельзя терять.
– Я это знаю. А много дакийских поселений будет на нашем пути?
– Их здесь почти нет.
– Не-е-ет?! Со-овсем? – не сумел скрыть удивления Квиет.
– Здесь на несколько дней пути настоящая пустошь, – ответил дак.
– Почему?
– Язиги постарались…
– Объясни.
– В прошлом году они переправились через Тиссию (нынешняя Тиса) и напали на эти земли. До сих пор они не могут простить Децебалу предательства. Здесь они бесчинствовали, забрали большой полон, а многих вырезали. И потому здесь в основном остались заброшенные и сожжённые деревни. Сейчас сюда лишь забредают отдельные отряды Децебала.
Лузий вызвал к себе начальников ал: Кварта, Шадара, Цельзия, Сифакса, Юбу и Адгербала, и начальника разведки – нумидийца Гиемпсала, а также их помощников, оптионов, и дал им указания:
– Впереди нас, до самого Тибиска, пустошь и брошенная земля, – сказал Лузий. – Но это не значит, что мы можем не соблюдать осторожность. Если кого-то из даков или язигов встретим… не отпускать.
– А что с ними делать? – переспросил Кварт.
– Это война… – коротко ответил трибун.
– То есть пленных мы не будем брать? – уточнился Сифакс.
Квиет утвердительно кивнул головой.
Глава тринадцатая
Лица у воинов когорты сразу посуровели.
Первой ночью уже шли по чужой, по дакийской земле.
Камыши, подступавшие к Истру на левом берегу, как-то неожиданно оборвались. Из-за тучи выглянул лунный диск и завис над степью, осветив кое как её. На небе мерцали звёзды. Степные травы ещё не были затронуты летним зноем. Кое где встречались рощицы, состоявшие в основном из ясеня и бука, но уже появлялись и ели. И вроде бы по обоим берегам Истра произрастала одна и та же растительность, но на дакийской стороне она была более что ли дикая и буйная. И земля здесь действительно оказалась пустынной и необработанной.
Раза три когорта проходила мимо обгоревших лачуг покинутых дакийских деревень. Иногда откуда-то со стороны раздавалось совиное гуканье или же подавали голоса какие-то другие птахи. Голоса у этих неведомых пернатых были пронзительные и очень неприятные. А однажды где-то совсем рядом завыли волки. Вначале один, а затем его поддержала и вся стая. Какое-то время волчья стая сопровождала когорту чуть в стороне, но затем она всё же отстала.
Утро когорта встретила в роще. Коней привязали к стволам деревьев, воины улеглись в траву и отдыхали, пили поску (это воинский напиток, состоявший из воды, соли и уксуса- он предохранял в походе от различных болезней), тихо переговаривались, а некоторые спали.
Лузий Квиет не спал.
Он обошёл когорту, отдал ещё кое какие распоряжения, и, увидев Ореста, подсел к нему.
Этот дак так и ни с кем не познакомился и держался всё время обособленно и в стороне от всех остальных. Его никто не охранял, но за ним всё-таки негласно приглядывали. Дак снял куртку с рукавами, подогнув ноги под себя сел так, как обычно это делали скифы, и сосредоточенно и молча ел в стороне от воинов когорты.
Ел Орест пресную лепёшку и запивал её предложенной ему кем-то из воинов когорты поской.
Орест даже не взглянул на трибуна и продолжал не торопясь пережёвывать свою лепёшку.
Лузий не мог не понимать, что многое, очень многое зависело от того, как поведёт себя этот человек. Стоит ему по злому умыслу или по неосторожности допустить промах и они- всадники на службе у принцепса, окажутся в безвыходном положении и будут обречены. Ведь они уже вне границ Римской империи, где и овраг- глубочайшая пропасть, и захудалая кочка подобна труднопроходимой скале. А их – всего-то горстка. Лишь только тысяча воинов. Всего жалкая тысяча!
Лузий не знал, как начать этот очень непростой разговор. Но его обязательно надо было завести.
* * *
Он подобрал кем-то оброненное огниво, повертел его в руках. Чиркнул им, высек пару-тройку искр. И, наконец-то, решился и заговорил:
– А ты что, ты действительно племянник Децебала?
Дак молча кивнул головой.
Перебежчику было лет двадцать три – двадцать пять и по его виду можно было сразу же распознать, что он не простой дакиец.
Лузию пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя не оборвать разговор, а продолжить его. Очень трудный, но по его представлению необходимый.
– Ты поймёшь моё любопытство… Я и мои воины вверяем тебе свои жизни… Теперь от тебя зависит почти всё… И потому я хочу знать, почему ты с нами?
Орест перестал есть и взглянул на трибуна негра.
– Ты не доверяешь патрицию Лонгину и принцепсу Траяну? – переспросил он.
– …Конечно, я доверяю… им. Я им доверяю полностью.
– Почему тогда задаёшь такой вопрос? – усмехнулся одними кончиками губ племянник дакийского царя. Ему явно не хотелось продолжать этот разговор. Он ему был неприятен. Но трибуна это не могло остановить, он оказался настойчив.
– Я должен знать, – упрямо повторил Лузий. – Так что ответь!
Орест откусил лепёшку, запил поской, вновь откусил, вновь запил. Затем медленно утёр губы.
Взгляд его остановился на Лузии. Глаза его, прежде какие-то неживые, потухшие, вдруг загорелись. Причём загорелись очень недобро.
– Ты хочешь знать, трибун, почему я стал непримиримым врагом царя даков? Хочешь знать обо мне всю правду?
– Хочу! И чтобы ты объяснил, почему ты теперь на нашей стороне.
– Ну так знай… – Орест тяжело вздохнул. – Мне… мне-е, трибун, никакой власти не надо. И золота тоже я у римлян не ищу. И его не прошу.
– А в чём причина тогда того, что ты не со своими соплеменниками, а с нами?
– В чём причина?
– Да!
– Вся причина в Децебале…
– В царе даков?!
– А ещё она и в моих родителях.
– Что-то я тебя не понял.
– Моя мать
