26 октября 306 года в Риме[245] состоялось провозглашение Максенция, сына Максимиана Геркулия; вскоре к власти вернулся и последний. Присутствие на политической арене избыточного количества императоров[246] было наглядным свидетельством кризиса тетрархии Диоклетиана, в условиях которого Константин должен был выстраивать некую собственную линию поведения. Т. Моммзен в свое время определил позицию Константина как «пассивного зрителя»[247]. Стоит отметить, что в период 306–310 гг. мы действительно не видим Константина участвующим в гражданских войнах. За это время он успевает провести две кампании против франков (306–307 гг.; 310 г.) и одну против бруктеров (308 г.)[248], наращивая, таким образом, политический вес. Павел Орозий, описывавший эпоху Константина по прошествии целого века, предваряет известие о провозглашении Максенция императором и начале посттетрархиальных войн следующим сообщением: «Пока Константин в Галлиях весьма деятельно управлял государством…» (Hist. VII.28.5: Constantino in Galliis strenuissime rempublicam procurante…). Вся парадоксальность этой фразы заключается в том, что Константин, контролировавший на тот момент только «Галлии» (Галлию и Британию), у Орозия одновременно с этим «управляет государством». Иными словами, автор противопоставляет «деятельного» Константина враждующим между собой императорам, которые привели империю в кризисное состояние. Надо полагать, тонкое замечание Орозия удачно отражает реальную установку самого Константина на тот момент.
Однако было бы ошибкой считать Константина просто «пассивным зрителем». К 307 году относится его первый политический союз – он сочетается браком с дочерью Максимиана Геркулия, Фаустой. Тесть при этом одарил зятя титулом августа. По случаю свадьбы[249] анонимным оратором была произнесена торжественная речь. Адресована она была совместно Максимиану Геркулию и Константину, при этом автор неоднократно подчеркивал статусное превосходство первого (Pan. Lat. VI.1.1; 2.1; 3.2 etc.). Однако произносилась она на территории, подконтрольной Константину (Августа Треверов[250]), да и реальным политическим влиянием Максимиан Геркулий уже не обладал[251], потому мы должны признать, что в большей степени панегирик отражает программу именно Константина. Среди прочего анонимный оратор говорит ему: «.когда твой отец (Констанций Хлор. – И. М.) оставил тебе (Константину. – И. М.) власть, ты, довольствуясь званием цезаря, предпочел ждать, чтобы августом тебя провозгласил именно тот (т. е. Максимиан Геркулий. – И. М.), кто дал этот титул и твоему отцу» (Pan. Lat. 6.5.4). Указанный отрывок в высшей степени примечателен тем, что фиксирует компиляцию Константином элементов тетрархиальной легитимности и династических претензий. Рассмотрим этот момент подробнее.
Константин, признавая за Максимианом Геркулием право распоряжаться титулами, ставит его в формальное положение senior augustus и источника легитимности. Анонимный оратор, патетически сетуя об уходе от власти Диоклетиана (что характерно, не называя его по имени: is princeps – Pan. Lat. 6.9.5), говорит о том, что Максимиан Геркулий не имеет никакого морального права оставлять кормило государственной власти (Pan. Lat. 6.9). Оратор также неоднократно подчеркивает принадлежность Константина к линии Геркулиев через отца, Констанция Хлора, и собственно Максимиана Геркулия, тестя, деда (через церемониальное усыновление Максимианом Констанция Хлора в 293 году) и auctor imperii (Pan. Lat. 6.2.5; 8.2; 11.3). Это тем примечательнее на фоне общего неупоминания линии Иовиев: Диоклетиан, как уже было сказано, не называется по имени и представлен давно ушедшим на покой; его преемники – Галерий и Максимин Даза – не упомянуты вовсе, что ставит вопрос об их легитимности. Вместе с тем, несмотря на признание элементов тетрархиальной идеологии, достаточно жестко оратором обозначен акцент на кровнородственном династизме: Константин получил власть от отца (что продемонстрировано в указанном выше отрывке), и лишь по своей (несомненно, доброй) воле решил получить и без того причитающийся ему титул августа из рук играющего почетную роль Максимиана Геркулия. Констанций Хлор при этом занимает особое положение. Оратор, подчеркивая факт его обожествления (Pan. Lat. 6.3.3), восклицает: «О, как счастлив ты был во время своего правления и насколько счастливее после него, божественный Констанций (ибо ты, конечно, слышишь и видишь это); ты, кого на почти зримой колеснице забрало само солнце, устремившееся на небо, чтобы поскорее пройти путь от заката до своего нового восхода!» (Pan. Lat. 6.14.3). Тем самым оратор демонстрирует божественное покровительство отца своему сыну, развивая линию, начатую самим Константином с обожествлением отца в 306 году. Отметим, кстати, и появление здесь солярного божества[252], которое в будущем займет важное место в идеологии Константина. Его появление примечательно еще и тем, что знаменует возможный в перспективе отказ от тетрархиальных божеств[253] (т. е. Геркулеса, бывшего покровителем Максимиана Геркулия).
