семь. Она всегда вставала рано, не пользуясь будильником.
Сегодня на улице шел мелкий осенний дождик, так что поверх спортивного костюма пришлось надеть ветровку с капюшоном.
И снова пробежка по обычному маршруту – через двор, потом в проход между гаражами, проскочить переулок, а там – в сквер, где пряно пахнет мокрой палой листвой, выйти через ворота прямо к переходу через проспект, а там как раз в половине восьмого открывается ларек, где Ксения покупает рекламную газету.
Все как обычно, Ксения сунула газету в карман ветровки, развернулась и побежала к другим воротам сквера, затем по усыпанной мокрыми листьями аллее, снова в переулок, и подойти к дому с другой стороны.
В квартире, развернув изрядно промокшую газету, она перечитала объявления в части «Разное» и опять не нашла ничего для себя.
Что ж, в этом есть свои плюсы, у нее появился еще один свободный день, который она может использовать для других дел.
Пока что она мало продвинулась в поисках убийцы Анны, но раз злодейка Александра отдыхает в психологической клинике, нужно помочь Розалии Степановне встретиться с племянником. Старушка здорово ей помогла вчера.
Что там, в записке, какой адрес-то… ага, Екатерининский канал.
Розалия сказала, что телефонного номера племянника она не помнит, а ее собственный мобильный телефон в клинике отобрали, такой уж у них порядок.
Утром следующего дня, когда доктор Роман Андреевич заступил на дневное дежурство, к нему подошла заканчивающая смену ночная сестра.
– Доктор, во второй усиленного режима пациент очень беспокойно себя ведет.
Из соображений политкорректности палатами усиленного режима в этой клинике называли палаты для буйных. Из тех же соображений самих буйных больных называли «проблемными».
– Так ему и положено, – машинально ответил Роман Андреевич. – Он же буйный. То есть проблемный, – поспешно поправился доктор.
– Да, конечно… – неуверенно ответила сестра, но по ее тону Роман Андреевич понял, что у нее остались какие-то сомнения.
– Ну, что еще?
– Вчера ночью в этой палате никого не было.
– Значит, положили пациента днем.
– Да, конечно…
– Да говорите уж, в чем дело!
– Дело в том, доктор, что на двери палаты табличка с фамилией Зарянкин.
– Ну и что?
– Пациента Зарянкина я знаю, это тот, который с телевизором разговаривает. Он не буйный.
– Ну и что? У наших пациентов бывают периоды ремиссии и обострения. Мозг – сложный орган… может быть, у Зарянкина ремиссия сменилась обострением.
– Да, конечно…
– Ну, вы мне уже надоели этим своим «да, конечно»! Говорите, что там еще?
– Я же говорила, что знаю пациента Зарянкина. Он не буйный. И он – мужчина.
– Ну, мужчина, и что?
– А то, что пациент второй палаты усиленного режима – женщина.
– Что?! Вы уверены?
– Да уж как-нибудь отличу.
– Ладно, пойдемте посмотрим…
Роман Андреевич взял с собой настойчивую сестру и двух крепких санитаров (как-никак речь шла о палате усиленного режима) и отправился во вторую палату.
Из второй палаты доносились истошные крики и вопли. Причем приходилось признать правоту ночной сестры – голос был, несомненно, женский.
Доктор для порядка убедился, что к двери действительно прикреплена табличка с фамилией Зарянкин, затем заглянул в саму палату через зарешеченное окошечко.
Он с первого взгляда понял, что ночная сестра права: в палате находилась женщина.
А со второго взгляда узнал эту женщину.
Хотя она была взбешена, растрепана, на лице ее были ссадины, синяки и размазанная кровь – тем не менее это, несомненно, была та самая женщина, которая платила ему деньги за некоторые услуги, не предусмотренные больничным регламентом.
Сначала доктор всполошился и хотел тут же с извинениями выпустить опасную особу. И он уже открыл дверь палаты…
Но тут он вспомнил, что только накануне эта женщина – он вспомнил ее имя – Александра – потребовала от него таких услуг, на которые Роман Андреевич был явно не готов.
И что теперь делать?
И тут доктор подумал, что в данный момент все карты у него на руках. Ведь в такой клинике врач – это царь и бог.
Он открыл дверь и решительно подошел к кровати.
Александра была пристегнута к кровати прочными ремнями, она извивалась, безуспешно пытаясь освободиться, и орала нечеловеческим голосом. В основном она изрыгала ругательства, но среди них можно было расслышать и вполне внятные слова, и даже фразы: «Отпустите меня немедленно, отпустите, или я разнесу вашу клинику».
Увидев Романа Андреевича, Александра мгновенно перестала извиваться и произнесла совершенно внятно:
– Вот и ты, козел вонючий! Явился, наконец! Это твоя работа? Лучше признавайся!
– Так, картина ясная! – проговорил Роман Андреевич, повернувшись к сестре. – Типичная параноидальная картина, осложненная зооморфным бредом… принимает меня за козла…
– Ни за кого я тебя не принимаю! Козел ты и есть! Сколько я тебе капусты давала…
– Да, бред подробный, детализированный… потребуется серьезное лечение…
– Ты что там несешь?! – взвизгнула Александра и снова попыталась освободиться. – Какое еще лечение? А ну, выпусти меня сию секунду! Лучше выпусти, а то пожалеешь!
Тут она неимоверным усилием умудрилась высвободить из ремней одну руку и тут же ухватила Романа Андреевича за полу халата и подтащила его к себе.
– Ну все, тебе конец! – прорычала Александра.
– Санитары! – истошно взвизгнул доктор.
Опытные санитары тут же пришли ему на помощь и сумели освободить доктора, пожертвовав при этом полой халата, после чего потуже затянули все ремни.
Роман Андреевич отошел на безопасное расстояние, отдышался и проговорил строгим тоном:
– Что ж, очевидно выраженная агрессия. Введите четыре кубика пантохромата калия и два кубика гидромоносульфата аммония.
Медсестра опасливо приблизилась к Александре и воткнула шприц в предплечье.
Глаза Александры закатились, она вытянулась на кровати и затихла.
– Ну все, гарантированы сутки полного покоя… – Роман Андреевич перевел дух и поспешно вышел из палаты.
Таксист высадил Ксению на набережной Екатерининского канала, возле сада, огороженного красивой кованой оградой.
Сад был неухоженный, запущенный, но от этого он был еще красивее, в нем была прелесть естественности, прелесть увядания. Старые клены, вязы и липы были покрыты бронзовой и золотой листвой, такие же листья покрывали дорожки, как будто кто-то открыл пиратский сундук и высыпал на землю старинные монеты.
В глубине сада стоял особняк – красивое здание в стиле модерн, с круглой башней и огромными витражными окнами зимнего сада.
Как и сад, особняк выглядел запущенным, он давно нуждался в ремонте, часть витражных стекол была утрачена и заменена простым стеклом, железная крыша проржавела, но все равно в нем была особая, редкая и изысканная прелесть, какая встречается у красиво стареющих людей.
Ксения вошла в открытую калитку, прошла по узкой дорожке к высокому крыльцу, над которым
