падает мертвец.
(Ад, V, 139–142)
Таков трагический конфликт между воззрениями и чувством Данте. Помещая Паоло и Франческу в Ад, он вместе с тем полон сострадания к ним. Это — не средневековая добродетель (misericordia); чувство Данте не столь абстрактно: это — живое сочувствие. Для него земная любовь не представляет собой чего-то низменного, недостойного людей; она — благороднейшее из чувств, подвигающее человека на великие деяния. Вергилий говорит ему о том, как святая Лючия обратилась к Беатриче со словами:
О Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью.
(Ад, II, 103–105)
Речь идет о самом Данте.
Жажда знания, даже если ее удовлетворение сопряжено со смертельной опасностью, — таков еще один из мотивов, предвещавших Ренессанс. Гимном жизни, направленной на высокую цель — познание, звучит рассказ Улисса (Одиссея), заключенного в Аду в язык огня. Улисс после длительных странствий, состарившись, все же не мог преодолеть тяги к путешествиям.
Ни нежность к сыну, ни перед отцом
Священный страх, ни долг любви спокойный
Близ Пенелопы с радостным челом
Не возмогли смирить мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.
И я в морской отважился простор…
(Ад, XXVI, 94–100)
Он вспоминает, как, достигнув уже пролива, «где Геркулес воздвиг свои межи» (Гибралтарского пролива), он обратился к своей дружине со словами, увлекшими их вперед, на дерзкое и опасное плавание по Атлантическиму океану.
О братья, — так сказал я, — на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!{154}
Тот малый срок, пока еще не спят
Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный!
Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены.
(Ад, XXVI, 112–120)
Саму гибель Улисса и его спутников Данте изобразил по-своему (не в соответствии с какой-либо из версий послегомеровской легенды): после пятимесячного плаванья по Атлантическому океану они увидели огромную гору, откуда надвинулся вихрь, перевернувший судно. Под горой Данте подразумевал Чистилище. Людей, осмелившихся по своей воле приблизиться к нему, ожидает кара за подобную дерзость — смерть{155}. Но в то же время в отношении поэта к своему герою явственно ощущается и восхищение этой дерзостью, ибо в основе ее лежит благородное стремление проникнуть в неведомое. И с рассказом Улисса, стержнем которого является тяга к знанию, перекликается отрывок из трактата «Пир» (написанного в первые годы изгнания поэта): «…так как познание есть высшее совершенство нашей души и в нем заключено наше высшее блаженство, все мы от природы стремимся к нему»{156}.
Данте убежден в высокой ценности человеческой личности. Одно из ее важнейших качеств — воля. Он считает, что воля человека свободна.
…волю силой не задуть;
Она, как пламя, борется упорно,
Хотя б его сто раз насильно гнуть.
(Paй, IV, 76–78)
В третьем круге Чистилища ломбардец Марко говорит поэту; «Вам дан же свет, чтоб воля различала добро и зло…» (Чистилище, XVI, 75–76).
Судьба Италии зависит от людей: «И если мир шатается сейчас, причиной — вы» (Чистилище, XVI, 82–83). Впрочем, главную вину за это Данте возлагает на папу, дурному примеру которого следуют и миряне. И тем не менее природу людей — совсем неортодоксально — Данте считает доброй. Марко продолжает свою речь;
Ты видишь, что дурное управленье
Виной тому, что мир такой плохой,
А не природы вашей извращенье.
(Чистилище, XVI, 103–105)
Поэт, несомненно, твердо верил в то, что люди, к которым он обращается, способны вернуть времена, когда в Италии «привыкли честь и мужество цвести». Суждение о свободе воли не было чем-то новым для средневековья, но отсюда следует характерный для Данте вывод: она может подвигнуть личность на великие дела, а всех людей, поскольку им присущи разум и добродетель, — на исправление мира. Сам Данте решился отправиться в путешествие по потусторонним царствам во имя блага людей: он должен затем описать увиденное «для пользы мира, где добро гонимо». Именно активная любовь к людям явилась источником творчества поэта.
А если с правдой побоюсь дружить,
То средь людей, которые бы звали
Наш век старинным, вряд ли буду жить.
(Рай, XVII, 118–120)
В Данте сильно чувство личной ответственности за судьбы людей. Он заявляет: «…Не оправданье — когда другой добро за нас творит» (Чистилище, X, 89–90). Человек, следуя своему гражданскому долгу, должен быть мужественным, преодолевать страх перед трудностями и опасностями.
Нельзя, чтоб страх повелевал уму;
Иначе мы отходим от свершений,
Как зверь, когда мерещится ему.
(Ад, II, 46–48)
В самом преддверии Ада Данте слышит во мраке «вздохи, плач и исступленный крик», слова, полные боли» гнева и страха. Вергилий объясняет поэту:
…То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
…………………………………………
И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
Их память на земле невоскресима;
От них и суд и милость
