тебя обидела, — Сира задержалась чуть сзади. — Я, правда, просто хотела поговорить. Мама говорит, что если есть проблемы, их лучше обсудить, чем прятать, иначе это грозит вылезти наружу в самый неподходящий момент.
— Да нет у меня проблем! — «Кроме тех, что создаю себе и вам я сам.» — Надо просто работу найти, а то в голову дурь лезет, а просто так довольствие жрать я не обучен.
Казалось от его тона Сира чуть сжалась, прошептав: «Прости…» — и ускорив шаг, пошла к комнате, на ходу глотая слезы.
— Ну вот опять… — он остановился, понимая что злится на себя, а страдают остальные. Хотелось просто сорваться, уйти и не думать уже ни о чём. Жить без оглядки, без правил и без всех остальных. Забрать к себе только тех кто нужен и дорог, а остальные пусть без них обойдутся! Стоя с закрытыми глазами, он надеялся, что его любимая не будет это всё чувствовать пока он честно пытался успокоиться.
А она, сидя в комнате всё это чувствовала и тихо ревела, ревела, может потому что всё ещё гормоны после родов, а может потому что все её усилия, чтобы любимый чувствовал, что нужен пошли прахом и он всё равно боится, что она уйдет. А если он устанет боятся и решит, что самому уйти будет проще? И она разревелась ещё сильнее. В соседней комнате проснулась Лари и тоже заревела. Тут же послышалась тихая песня от Талли, которая пыталась успокоить дочь.
С одной стороны он хотел сорваться к ней, обнять, успокоить, показать что она нужна ему, а с другой уйти. Уйти чтобы быть рядом когда он может её радовать, а не создавать проблемы… Стоя в коридоре, он так и не решался сделать шаг куда-либо.
Сира дошла до дочери, пытаясь засунуть боль и переживания, чтобы Лари не было больно. Взяла её у Талли и присела, укачивая и напевая старую песню, которую когда-то пели ей родители. Дочка потянулась к груди и зачмокала, своими равномерными движениями успокаивая мать. А внутри Сёмы разгорелся знакомый сияющий шарик, тычушийся своей мордочкой ему в нос и приглашающий с ней поиграть
«Сири…» — он всё ещё боялся. Боялся что его бросят, что он опять сделал что-то не так, что вокруг всё может просто исчезнуть…
«Да?» — тихо ответила она, боясь нарушить ту хрупкую идиллию, пусть и кажущуюся, но такую нужную.
Хотелось закопаться в её золотую копну и, даже если это всё иллюзия, не терять её из виду. Было страшно верить и не верить… Вообще все эти его косяки, о которых он даже и не думал раньше, теперь начинали его сильно раздражать. Он боялся идти к ней чтобы ещё больше не обидеть, и боялся уйти, зная что и это причинит ей боль. Внутри тихо разгоралось пламя. Лари продолжала поливать его своим позитивом, пытаясь заставить с ней поиграть. Так что кроме троглодитки дочь ему досталась ещё и крайне энергичная. Посмотрев на чудесный огонёк, он выдохнул. «Я… Могу попросить?» — он боялся даже думать, но не думать не мог.
«Можешь, конечно» — тихо ответила Сира.
«Как освободишься… Забери меня, пожалуйста.»
Сира переложила дочку к другой груди, выдыхая. Она поднялась, аккуратно придерживая её, и вышла из комнаты. Он всё так же стоял в коридоре. С закрытыми глазами, держа в подрагивающих руках небольшой контейнер. Стоял и ждал, словно приговора…
— Сём, пойдем, — она подошла ближе, он почувствовал тёплый запах молока, слегка трепещущую ауру сытой дочери, которая всё ещё причмокивала.
Не открывая глаз он, почти рефлекторно, ткнулся в её сторону. Постаравшись, переложить дочь на одну руку так, чтобы та продолжала есть, Сира протянула освободившуюся мужу, касаясь его лица кончиками пальцев. Её прикосновение словно выдернуло его из какого-то оцепенения. Медленно открыв глаза и увидев их обеих перед собой, он чуть улыбнулся.
— Прости. Я правда не знаю, что происходит… Не понимаю и… Едва могу это контролировать — он говорил тихо, словно боясь, что они обе исчезнут.
— Я пытаюсь помочь… Но я не знаю как. Подскажи — и я всё сделаю, правда… — она продолжала тихо касаться его кожи.
— Если бы я знал, я бы уже всё сам сделал… Я не знаю и не понимаю это, прости…
— Помоги с Лари, мне тяжело её на одной руке держать. Тяжеленькая стала… — Сира подошла ближе. Огонёк улыбнулся ему внутри. Мелкая, уже наевшись и выпустив мамину грудь, тянула ручки, исследуя мир.
Он аккуратно забрал мелочь к себе на ручки, вручив контейнер жене.
— Ну что, троглодитка, наелась и любопытствуешь? — он честно пытался переключиться, хотя это странное ощущение всё ещё не покидало его.
— Ну, она как и ты на голодный желудок часто капризничает, а на полный готова к великим свершениям, — Сира коснулась пальцами его шеи. — Я не знаю, правда ли это… Пожалуйста, только не злись на то, что я сейчас скажу… Я прошу…
— С ней на руках злиться вообще проблематично… — он старательно улыбался и ребёнку, и Сири.
— Психологи говорят, что если поделиться страхом с кем-то, то будет не так страшно…
Она видела как он медленно перевёл на неё испуганный взгляд и как невольно задрожали руки, но отвечать он не хотел. Лишь медленно отрицательно покачав головой, он заставил себя не закрывать глаза.
— Пойдём, пожалуйста… Это моё. Ваши психологи много чего говорят, а Эра они похоронили живым.
— Но мы же тоже твоё… Твоя семья. И мне страшно в какой-то момент тебя потерять. И никто Эра живьём не хоронил. Если не забыл, он всех своих сам послал… А про тех, кто в форте был из подчинённых… — Она лишь выдохнула и замолчала, понимая, что зря вообще начала говорить — Прости, пойдём, конечно, — и взяла его под руку.
— Вы не моё, вы вольные. Просто я вас люблю. — буркнул он, покорно идя следом.
— Мы семья, Сём. Мы просто вместе. До конца. И мы — твоя семья, никого больше.
Он слушал её, понимал, хотел верить и не мог.
— Вы не семья… — он говорил едва слышно, нехотя, словно боясь, что его услышат — Вы любимые. А семья… Они мёртвые. Тоже мой косяк…
Она сглотнула, сдерживая слёзы. На мгновение она отпустила свою руку, чтобы вытереть слёзы. Его слова больно ударили по Сире.
— Я не хочу чтобы и вы стали мёртвые… Лучше так, но живыми…
Сиру трясло. Накатывала какая-то постоянная боль. То жар, то холод.
— Да лучше сдохнуть, чем видеть, как ты то нас, то себя хоронишь! —
