ждёт меня, Лонгир. Оно ждёт всех нас…
– Не стоит торопить время, моя госпожа! – тихо молвил Лонгир. – Всему свой срок. Идёмте! Ветер на побережье холодный и сырой, вы простудитесь…
Мара Джалина ничего не ответила, лишь побрела дальше. В лунном свете она казалась призрачной тенью.
***
В зале было темно, несколько факелов не разгоняли мрака, а делали его ещё плотнее.
Дверь распахнулась. Торопливо вошёл Шангалеро, отвесил три поклона, заговорил, затараторил подобострастно. Немолодой уже, пузатый.
В свете факелов богатая его одежда горела огнём – длинный, почти до колен, расшитый золотом, подбитый мехом, парчовый кафтан сверкал как рассветное солнце. Рядом с ним одежда Мары выглядела платьицем простолюдинки.
И всё-таки ничто не могло изменить того королевского достоинства, с которым она держалась, и рабской манеры пресмыкаться этого вообще-то весьма значительного господина.
– Моя королева, счастлив, счастлив видеть вас! – бормотал Шангалеро, широко улыбаясь. – Что же вы без предупреждения, да ещё ночью? Но не беда! Завтра же устроим пир со всеми почестями. Уж не извольте гневаться, что я вас вот так по-домашнему встречаю! Чем заслужили милость такую лицезреть нашу драгоценную госпожу, прекраснейшую в Лейндейле и справедливейшую из всех? Извольте обождать, я сейчас велю подать на стол… и свечей побольше, я…
От его трескотни у Литея даже во сне голова пошла кругом.
– Господин Шангалеро, – оборвала Мара бесконечной поток его болтовни, – ничего не нужно! Выслушайте моё распоряжение, потом предоставьте комнату, в которой я смогу отдохнуть! Да, и моим людям тоже. Никаких приёмов не надо. Завтра утром я уеду. Посему я должна, как можно скорее лечь спать.
– Да, моя королева! Конечно, – с улыбкой поклонился Шангалеро.
И Литей отметил про себя, что ему очень не нравится этот человек – такой неискренний, заискивающий и, кажется, трусливый.
– Скажи мне, готовы ли рыцари Мангара к войне? – спросила Мара.
– К войне, к… ка… какой войне? – запинаясь, переспросил Шангалеро. Он побелел как полотно. – Разве война началась?
– Пока нет, – спокойно молвила королева, – но я хочу, чтобы в случае её начала гарнизон Мангара был в боевой готовности. Собственно, это и есть мой приказ. Собери всех, кто годен сражаться, проверь вооружение, наличие лошадей, подготовь провизию! Думаю, у тебя найдутся толковые помощники, господин Шангалеро, которые смыслят в военном деле. Мангар всегда славился своими рыцарями. Если мне понадобится твоя помощь, я пришлю гонца, скорее всего Лонгира или кого-то ещё из тех, кого ты знаешь. В любом случае у него будет перстень с королевской печатью – знак его верности и преданности. Такому гонцу следует подчиняться, как самому королю, и сразу же вести войско, куда он велит. Думаю, это понятно? Я надеюсь на тебя, господин Шангалеро! Лонгир поможет тебе во всём, даст нужные советы. А теперь я иду спать.
– Я провожу вас, ваше величество! – засуетился наместник, возвращаясь к своей роли услужливого хозяина.
Вошёл Галедан, поклонился:
– Госпожа королева, ваши люди обустроены. И ваши лошади тоже. Будут ли ещё какие-нибудь распоряжения?
– Проводи меня в мою комнату, Галедан! – королева поднялась. – Спокойной ночи, господин Шангалеро.
Лонгир было двинулся к ней… Верный страж, он не знал покоя даже сейчас, помня, что его долг – безопасность госпожи. Но Мара остановила его коротким властным жестом.
– Спокойной ночи, Лонгир.
Мужчины поклонились, и королева со стражником ушли. Рыцарь отошёл от маленького столика с письменными принадлежностями, где что-то писал.
– Господин Лонгир, чего-нибудь желает? – вновь завёл свою песню Шангалеро. – Ужин? Всё лучшее, что найдётся в замке! А, может, посоветовать господину Лонгиру знатный кабачок? Здесь рядом есть таверна, где отлично готовят дичь, а какие там девицы прислуживают! Ох, так и хочется ухватить за…
– Не лебези, Шангалеро! – зло отрезал Лонгир. – Я ведь не король и не какой-нибудь там вельможа, чего зря стараешься?
– Как же, как же, – усмехнулся наместник, – знаем мы! Скажи ещё, ты – простой воин, господин Лонгир! Ты – первый рыцарь при короле и госпоже нашей.
– Всё-то вы знаете… – проворчал Лонгир и сунул Шангалеро исписанный листок. – На это следует обратить внимание в первую очередь, когда будешь собирать своих воинов. Займись этим! А мне от тебя ничего не надо. Я буду в казармах со своими людьми. Вели принести кусок хлеба да молока утром! И всё. Доброй ночи, наместник, – Лонгир слегка кивнул и вышел прочь.
Шангалеро покрутил листок в руках, скривился, словно клопа случайно съел, поглядел на закрытую дверь:
– Погоди у меня, выскочка, будет и на моей улице праздник! Пёс беспородный! Выбрался из подворотни, от грязи отряхнулся, пригрелся под крылышком королевы, отожрался на господских харчах… Ничего, придёт день, за все мои унижения перед тобой ответишь! Я тебя с землёй сравняю…
Потом наместник уселся в огромное кресло, жалобно скрипнувшее под его тяжестью, поглаживая редкую бороду, забормотал, размышляя:
– Так, так… Война, значит, начинается… Да-а-а-а…
Литей проснулся. В памяти осталась эта картина – рассуждающий о чём-то своём Шангалеро.
И сон этот оставил в душе неприятный осадок. Может оттого, что слишком уж двуличным и неприятным был сам наместник Города Рыцарей, или оттого, что от этого видения так и веяло тревогой и надвигающейся бедой.
***
Вот и сегодня, в очередной раз, Литей вернулся мыслями к этому сну. Он сидел под деревом на белом валуне и пытался постичь, что же его так насторожило в ночном Мангаре. В ветвях зашуршало, и на землю перед ним спрыгнул Гларистар, стряхнул с ладоней несуществующую пыль и улыбнулся.
– Ты что там делал, на дереве? – ошарашено спросил Дарген.
– С птичками болтал, – усмехнулся эльф, присаживаясь рядом.
– Что-то я не слышал, – не поверил Литей.
– Если честно, я гостей высматривал, – признался Гларистар.
– Каких гостей?
– Ветер сегодня с запада, – сказал эльф так, словно это всё объясняло.
– И что с того? – не понял Литей.
– Ну, как же! Ветер с запада, а Гиланэль сказала: «Ветер Запада принесёт вести». Но у новостей же ног нет, сами они не притопают, значит, гостей надо ждать.
– Какая Гиланэль? Какие вести? – всё ещё не понял Литей.
– Да Экталана же! – пожал плечами голубоглазый эльф. – Разве ты не знаешь, когда она уходит в свои пророчества и песни поёт заунывные, что аж плакать хочется, мы
