Литей любил своих новых друзей, но скучал по королеве Маре. Литей вспоминал свою госпожу, часто он думал о том, добралась ли она уже до Ринайграда.
Он вспоминал и Киралейна, и Лиарина, и переживал о них, и мечтал, чтобы поскорее настал тот день, когда он вновь их увидит. Литей волновался не на шутку, ведь теперь, подолгу говоря с Эктавианом и Экталаной, он, наконец, стал осознавать, в сколь тяжёлом положении все они оказались. Понял, сколь хрупки их мир и благополучие.
И Даргену порой становилось стыдно за своё мальчишество, за то, что он жил припеваючи под опекой королевы Мары и не желал видеть дальше собственного носа. Принц знал, что у него есть те, на кого можно положиться, что даже когда он взошёл бы на трон Брелистона, случись что-то непредвиденное, король непременно помог бы.
Он должен был стать правителем, но не желал учиться ничему действительно важному, предпочитал лишь развлекаться, охотиться да упражняться в юношеских поединках, с лёгкостью побеждая оруженосцев, пажей и подмастерьев кузнецов-оружейников – таких же юных беспечных мальчишек, жаждущих геройства и славы, но вряд ли осознающих, какой ценой покупается эта слава.
Да уж, драться на мечах Дарген Литей умел искусно! Он был лучшим среди отроков Ринайграда. Хотя, если уж говорить честно, умения ему всё-таки недоставало. Ведь это были только тренировки, а в настоящем бою, наверное, всё иначе.
Однажды Литей решил посостязаться с королём, и тот выбил меч из рук Даргена с третьего же удара. Конечно, Киралейн был опытным воином, он победил самого Катараса, его учили рыцарь Джастин и князь Лиарин.
Но это не меняло того, что король выиграл поединок, а Дарген Литей потерпел поражение. Литей чувствовал собственную несостоятельность, ему было стыдно, что в свои двадцать лет он ещё не сделал ничего действительно стоящего, что никто не мог сказать о нём: «Вот юный Дарген Литей – герой Лейндейла». Он с детства жил среди героев, но лишь теперь по-настоящему захотел быть одним из них.
***
Спустя пару дней после отъезда королевы, Литей увидел странный сон.
Тёмной ночью в ворота безмолвного мрачного замка въехали воины, и впереди был Лонгир. Мелькнула белая лошадь, и Литей увидел свою госпожу. Её серый плащ мерцал в лунном свете.
– Где наместник? – раздался грозный голос Лонгира.
– Господин Шангалеро спит. Ночь ведь уже поздняя, сударь, – ответил смущённо один из часовых у ворот.
– Так ступайте и разбудите его! К вам что, каждый день королева приезжает? Если его госпожа не спит, всю ночь в дороге провела, то и наместник Шангалеро не умрёт оттого, что его побеспокоят.
– Тише, Лонгир! – королева скользнула вперёд бледной тенью в лунном свете, в ночи камень на её груди мерцал словно кошачьи глаза. – Не горячись! Мы ведь без предупреждения явились, так что не стоит сетовать, что нас не встречают. Как тебя зовут, воин?
– Галедан, моя королева, – ответил стражник с поклоном.
– Галедан? – Мара улыбнулась. – Тот, что подарил мне бессмертие… Это громкое имя! Эльфы никогда не называют детей именами предков, считают, что у каждого должна быть своя судьба. А такое имя обязывает ко многому. Вот что, Галедан, распорядись, пусть наших лошадей отведут на конюшни, а людей накормят и устроят на ночлег, потом разбуди господина Шангалеро и скажи, что я жду его… в зале короля Мэнагара! Дело срочное, я не стану откладывать до утра.
– Всё будет исполнено, моя госпожа, – поклонился Галедан с почтением, но без чрезмерной услужливости, свойственной многим при дворе. – Позвольте, я сначала провожу вас!
– Я сама дорогу знаю, не стоит. Иди, займись моими распоряжениями! – велела королева.
Серый плащ метнулся в ночи, и она заскользила по тёмным коридорам и лестницам, освещённым редкими чадящими факелами. Следом неотступной тенью бесшумно двигался Лонгир. Никто не звал его, но его присутствие рядом с королевой казалось столь же привычным и естественным, как звёзды в ночном небе – он не оставил бы её одну в ночной тьме и тишине затаившегося замка.
Безмолвие, шаги, и лишь изредка позвякивало оружие.
Они поднялись на крепостную стену, выходящую к заливу.
Серебряное море со стоном обрушивалось на прибрежные скалы, откатывалось назад и вновь рассыпалось на миллион хрустальных холодных брызг. А дальше к горизонту оно скрывалось в густом бархатном мраке, поблёскивая бликами лунного света.
Мара остановилась, любуясь завораживающим ночным пейзажем. Лёгкий бриз развевал подол голубого платья и невесомые пряди волос, а плащ трепетал за спиной как крылья духа света.
И Литей даже во сне залюбовался, в очередной раз отмечая, как прекрасна его госпожа. Лонгир застыл рядом как каменное изваяние, сжимая в руке потрескивающий на ветру факел – верно, прихватил на одной из бесконечных лестниц этой крепости. Литею не случалось бывать в Мангаре, а город этот, в самом деле, был похож на огромный, хорошо охраняемый, разросшийся до невероятных размеров рыцарский замок.
– Что скажешь, Лонгир? Красиво, не так ли? – тихо сказала Мара, не отрывая взгляда от грандиозной ночной стихии.
– Удивительно красиво, моя королева, – согласился рыцарь.
– Мне всегда нравилось море: от него веет такой силой, которую не может постичь человек.
Лонгир слушал молча и внимательно.
– А ещё печалью… – добавила Мара, оборачиваясь к воину. – Море напоминает нам, что мы не всесильны. Более того – мы ничтожно слабы. Веками и тысячелетиями его солёные воды точат эти древние камни, и жизнь человеческая лишь миг для них, и даже эльфийское бессмертие не может бороться с вечностью Моря... Иногда, мне хочется знать, что они чувствуют, глядя на море – мой сын, мой муж. Я не слышу Зова. В моей душе иной зов, иная тревога. Она гонит меня вперёд, и я спешу, отказываясь от ночлегов, являюсь во тьме, нарушая покой спящих, потому, что сама не ведаю покоя. Мне чудится, что я должна спешить, что время моё тает, как утренний туман в лучах солнца, что каждая минута промедления может стоить слишком дорого! И я спешу, Лонгир, спешу изо всех сил, хоть и кажется мне, что я всё равно опоздаю. А, может, уже опоздала. Но все это иное, это не тот Зов, что ведом эльфам. И чайки для меня – просто птицы, и море – просто море, красивое, сильное, опасное, но не более того… И всё-таки сегодня оно особенное. Смотри, как призывно блестит, как манит за собой пятно лунного света! Оно
