занимает первенствующее положение в Европе в развитии наук, ремёсел, земледелия, торговли и всякого рода общественных заведений.
— Неужели даже и в земледелии?
— Да, Ваше высочество, все хозяйственные отрасли в этой стране равно успешны и развиты. Остается лишь позавидовать их благополучию! Глубокая вспашка железным плугом совершенной конструкции, травосеяние, высадка картофеля, сыроделие, прекрасно устроенное животноводство, — все это дает сельской Англии ее благополучие. Ну и климат, конечно, получше нашего. Но главное — прилежание, трудолюбие, и уважение к правам другого!
— А я-то думал, там одни только фабрики и шахты!
— Промышленных заведений там последнее время развелось великое множество. Есть графства, где заводских труб видится больше, чем растёт деревьев! День и ночь работают паровые машины, да так, что всё небо застилает дым; реки сплошь покрыты плотинами с водяными колёсами, а ночью небесный свод озаряется отсветами пламени из тысяч горнов и печей, горящих круглосуточно. Страна эта очень быстро меняется, особенно в последние годы!
— Говорят, — вмешался в разговор Протасов, — добродетель народа в Англии сильно испортилась со времен развития там фабричных заведений!
— Да, — согласился Самборский, — в нравственном отношении население сильно потеряло. В высших кругах все там бросились в изобретательство и натурфилософию. Религия страдает, всё больше деизм и агностицизм, материализм и масонство. А простой народ сильно развращается на фабриках — нравы там развиваются крайне вольные!
— Расскажите лучше, что там в Англии с дорогами? — попросил Сакен, морщась на очередной колдобине.
— Дороги, когда я только приехал в Лондон, были не лучше наших, но в последние годы начались дивные изменения! Англичане начали строить дороги по примеру древних римлян, выстилая их камнем. Дорога в Бат ранее занимала три дня, а ныне дилижанс проходит её за двенадцать часов!
— Жаль, что мы едем не по этакому пути — добродушно усмехнулся Сакен, а Самборский до самой станции рассказывал всем, как здорово и удобно устроено всё в этой далёкой стране.
Следующая остановка была в Крестцах, где тоже стоял двухэтажный путевой дворец; третий день мы ночевали в Вышнем Волочке, четвертую ночь — в живописной Твери, и, наконец, на шестой день путешествия мы достигли «Петровского замка» совсем рядом с Москвою. Дорога утомила нас страшно, и даже Курносов, всегда бойкий и шебутной, теперь лежал на подушках и жалобно просил почитать ему про «царевича Хлора».
Подъезжая к Петровскому замку, мы уже оттуда, за шесть вёрст, увидели окраины Москвы — верхушки колоколен, выступавшие из-за холма, крыши домов в опушке цветущих садов. Петровский замок считается первым по выезду из Москвы путевым дворцом по дороге в столицу. Протасов сказал, что императрица, путешествуя из Петербурга в Москву и обратно, всегда останавливалась здесь, поскольку в самой Москве достойной резиденции у неё не было. Старый дворец в Кремле давно уже стоял в запустении и требовал ремонта, дворец в Коломенском был далеко на юг от города, а новая резиденция в Царицыно не понравилась Екатерине, и так и не была достроена. Тут мы день отдыхали; затем отправились в подмосковное село Коломенское, куда с Тулы уже подъезжала возвращавшаяся из своей долгой южной поездки императрица.
Отдохнув в Петровском, мы отправились в Коломенское прямо через Москву, в отдалении уже видимую из окон дворца — обширный город, полукругом раскинувшийся на огромном пространстве. Издали перед нами предстала великолепная картина бесчисленных церквей, башен, позолоченных колоколен и куполов, белых, красных и зеленых крыш; все это сверкало и горело в лучах солнца, предоставляя изумительный контраста с деревянными лачугами, которые виднелись между зданиями города. Местность была холмистая, лес кончался за несколько вёрст от города, сменившись лугами. Однако при ближайшем рассмотрении зрелище «древней столицы» оказалось очень… своеобразно.
Сначала на пути нам встретилась застава — два высоченных столба с фонарями, обозначавших проезд в город. Перед въездом в город скопилось множество подвод; возницы либо болтали друг с другом, собравшись в кучки, либо сидели по кабакам, видимо, специально для такого случая тут и построенным. Мы проехали, конечно, вне очереди благодаря сопровождавшему нас Пете Салтыкову, предъявившему на заставе нашу «подорожную». Остальным ожидавшим проезда путешественникам так не повезло — каждую телегу внимательно досматривали, что занимало уйму времени. Впрочем, возницы, как я заметил, времени зря не теряли — достав из специально запасенных мешков сено, раскидывали его прямо перед лошадьми, и, пока двигалась очередь, сами шли в кабак.
Для меня настоящим шоком стало то, что Москва по сию пору была окружена земляным валом и рвом, будто и сейчас ещё опасались нападения татарских орд. Удивило и то, что специальные чиновники и пожилые солдаты из инвалидной команды тщательно досматривали на въезде все фургоны и телеги. Я, как историк, прекрасно помнил, что внутренние таможни отменила еще Елизавета Петровна, за что купцы преподнесли ей в дар бриллиант на золотом блюде. А это тогда что за люди шмонают наши пожитки?
— Что это за место? — спросил я у Протасова.
— Застава, и Камер-Коллежский вал, Ваше Высочество!
— Гм. А зачем они?
— Тут досматривают лиц, в город въезжающих, на предмет разного рода контрафактной продукции. В Империи нашей выделка и торговля водкой и солью подлежат особым правилам — осуществляется сие исключительно через откупщиков. Вот и проводят на заставах досмотры, дабы не везли в города незаконно выкуренную водку. Также, вал защищает от проникновения в город разбойников!
Внутри городской черты, впрочем, Москва напоминала скорее большую деревню. Вдоль улиц тянулись одноэтажные домишки, в большинстве своём довольно ветхие. Только ближе у Кремлю стали попадаться каменные дома богатых людей, служившие островками в этом море бревенчатых хижин и садов. Тут и там попадались церкви, возносясь маковками и крестами над окрестными постройками. Их было какое-то невообразимое множество, причём стояли они часто сразу по нескольку штук в одном месте.
Улицы наполняли самые разные личности: крестьяне в армяках, ямщики в странных четырёхугольных шапках, татары, армяне, и еще бог знает кто. У питейного заведения, увенчанного двуглавым орлом, попались нам пара пьяных мастеровых, пытавшихся, видно, добраться до дома; один из них был по пояс голый, лишь в онучах и портках, очевидно, пропив с себя даже рубашку.
Затем
