Я не забыл свои обещания, просто было очень много дел. Зато сегодня у меня есть такое предложение, которое искупит мое двухдневное отсутствие.
При этом он так загадочно и многообещающе улыбнулся, что меня охватило приятное волнение.
— Я знаю, в чем дело, — догадался пан Беганек. — Вы хотите пригласить нас к себе на сырое мясо. Я не согласен.
Но ато Касса лишь покачал головой и заговорщически поглядел на француза. Ему явно хотелось, чтобы суть его предложения изложил мосье Бернар, который был с нами лучше знаком.
Когда же мосье Бернар рассказал о проекте Кассы Амануэля, я даже присвистнул от изумления, а у пана Беганека на нервной почве выступили красные пятна. Это было великолепно! Ничего лучшего нельзя было придумать. Так вот, по поручению своего банка Касса Амануэль собирался съездить на несколько дней в Харэр, столицу провинции, славящейся кофейными плантациями, не говоря уже о других достопримечательностях. Зная, что мы мечтаем увидеть как можно больше интересного, наш друг предложил нам сопровождать его в этой поездке. Относилось это, конечно, только ко мне и пану Беганеку, потому что у Павла и мосье Бернара были дела в Аддис-Абебе.
Мы с тревогой посмотрели на Павла. Что скажет наш деспотичный шеф?
В первый момент Бвана Кубва опешил и покраснел, как свекла. Подумать только — вдруг, ни с того, ни с сего, все переворачивается вверх ногами: он остается, а мы едем! С этим нелегко примириться! Павел задумался так глубоко, что на лбу его выступили жилы. Наконец, он с трудом промолвил:
— Признаться, я обескуражен. Поездка в Харэр будет стоить очень дорого, а мы должны экономить.
— Павлик, — прошептал я умоляюще, — ведь это единственная возможность написать хороший очерк. Ато Касса обещал…
— Павлик! Павлик! — рассердился наш шеф. — Павлик, дай на шамму! Павлик — на такси, на врача! А теперь еще, эта поездка в Харэр! А что потом? Павлик должен ломать себе голову, где взять деньги на обратный билет. И угораздило же меня встретить тебя в Египте! Похоже, что за те несколько лет, которые мы вместе проучились в школе, я должен буду расплачиваться всю жизнь! Нет, не согласен! Не желаю слышать ни о каком Харэре. Не дам ни гроша!
Тогда возвысил голос пан Беганек.
— Пан директор, — сказал он с ледяным спокойствием, — это недоразумение. Мы не на вашем иждивении. Я лично провожу в Эфиопии свой отпуск, который оплачиваю собственными заработанными тяжелым трудом деньгами. А пан редактор, насколько мне известно, в командировке от редакции.
Нам показалось, что из багровых щек Павла сию минуту брызнет кровь. Он заклокотал, как разъяренный индюк:
— Ах так! Это — благодарность за то, что я взял вас в Эфиопию? За мою доброту и заботу? За то, что я терпеливо выслушиваю ваши дурацкие легенды? Ну хорошо! Сейчас же отдаю вам вашу долю и слышать о вас больше не хочу!
С этими словами он вынул кошелек и стал торопливо доставать из него зеленые бумажки.
Мосье Бернар, ничего не понявший из этой сцены, решил, что Павел дает нам деньги на поездку в Харэр.
— Это очень хорошая мысль, насчет Харэра, — вмешался он в наш разговор. — Жаль, что мосье директор не может уехать из Аддис-Абебы. Но вашим друзьям представляется прекрасный случай осмотреть одну из самых интересных провинций Эфиопии. Харэр — важный торговый центр. Там есть оптовики, торгующие кофе, и другие крупные коммерсанты. Ато Касса Амануэль поможет вашим друзьям завязать с ними деловые отношения. Как знать, может быть, в будущем удастся договориться о поставках для вашей страны.
Павел перестал считать деньги. Кровь отхлынула от его лица, на лбу прорезалась вертикальная складка — он думал.
— Конечно, мы все уладим, Павлик, — вставил и я свое словцо. — Вот увидишь, ты будешь доволен нами. Есть ведь и у нас торговая жилка! Разве нет? Помнишь, как я рекламировал польские лекарства в Судане?
Павел не соблаговолил ответить, он лишь пренебрежительно махнул рукой и сказал французу:
— Не верьте им, мосье Бернар. Никогда они ни о чем не договорятся. Они только и умеют бросать деньги на ветер.
И все же слова мосье Бернара сделали свое дело — Бвана Кубва перестал злиться, спрятал кошелек и обратился к Кассе Амануэлю:
— Сколько же потребуется денег на эту поездку?
— Дороже всего обойдется проезд по железной дороге от Аддис-Абебы до Дыре-Дауа. На нашей единственной железнодорожной ветке билеты очень дороги. Зато автобус Дыре-Дауа — Харэр — это уже пустяки. Поездку по кофейным плантациям оплачивает банк, нам она почти ничего не будет стоить, деревенские жители очень хлебосольны…
Короче говоря, мы занялись составлением подробной сметы. Павел упрекал нас в черной неблагодарности, торговался, как опытный ростовщик, твердил, что мы будем возвращаться в Польшу пешком… Но все это было уже не страшно. Буря миновала. Вопрос о поездке в Харэр был решен.
На следующий день в девять утра мы заняли места в поезде, курсирующем между столицей Эфиопии и портом Джибути. Нас провожали Павел и мосье Бернар. Погода была туманная, ветреная, но дождь как будто не предвиделся. Над крышей вокзала трепетали два трехцветных флага: зелено-желто-красный — эфиопский — и сине-бело-красный — французский. Это нас не удивило: мы уже знали, что железнодорожная линия Аддис-Абеба — Джибути является собственностью смешанного франко-эфиопского акционерного общества.
Перед отходом поезда Павел успел засыпать нас целым ворохом поручений, советов и предостережений:
— Экономьте деньги! Не делайте идиотских покупок! Не разъезжайте на такси! Не ешьте что попало! Остерегайтесь болезней — и т. д. и т. д.
Кроме того, он велел нам ходить по разным магазинам, разговаривать с торговцами и, как он выразился, «разнюхать», какие польские товары можно было бы экспортировать в Харэр.
Мосье Бернар не давал нам никаких советов. Очевидно, он понимал, что из всего сказанного в предотъездной суматохе мало что остается в памяти. Он только попросил купить ему два фунта настоящего кофе «ха-рари», который трудно достать в Аддис-Абебе.
Вскоре раздался свисток, в толпе провожающих замахали платочками, и Аддис-Абеба стала медленно удаляться.
Местный локомотив удивительно напоминал варшавский паровичок «чухчу»; во всяком случае, он двигался ничуть не быстрее. Расстояние от Аддис-Абебы до Дыре-Дауа — всего пятьсот километров — поезд проходит за тридцать с лишним часов.
Первые полчаса мы с паном Беганеком болтали в коридоре, наблюдая через окно эфиопский пейзаж, который не представлял собой ничего интересного. Сначала— горы и эвкалиптовые рощи, потом — горы и степь, кое-где поросшая колючим кустарником. Все это нам скоро надоело, и мы вернулись в купе.
Кроме Кассы Амануэля мы застали
