лихорадочный блеск глубоких глаз выдавал его волнение.
«Интересно, он уже пожалел, что во все это ввязался? Я вот точно уже пожалела», — думала Анна, буравя взглядом прямую спину и широкие плечи эльфа.
— Дальше лучше не ходить, — покачала головой Орра. — Опасно.
— Там что-то есть. — Эльф будто не услышал ее. — Я чувствую.
Он указал на дальний берег озерца. Разверзнутая пасть неведомого хода виднелась там. Не манила… Совершенно!
— Я бы сказала: идите куда хотите. — Орчиха нахмурилась. — Но не могу. Если вас там завалит, и мы с госпожой вернемся наверх одни, ваши друзья устроят нам большие проблемы…
— Хватит на сегодня, — поддержала ее Анна. — Если бы кто-то чужой тут прошел, мы бы уже заметили какие-нибудь следы.
В свете эльфийского фонаря ее лицо казалось слюдяной маской. Лежали под глазами тяжелые тени, и на волосах поблескивало серебро. Будто из-под Анны нынешней просвечивало ее иномирное, прошлое естество.
Эльф проявил неожиданную сговорчивость и согласился:
— Хорошо, леди Анна. Раз вы настаиваете…
Они не успели дойти до самой низкой точки траншеи. Над головой оглушительно треснуло, и потолок плавно пошел вниз, запирая их внутри тесного лаза, прорытого в слежавшемся влажном песке.
— Осторожно… — Голос Орры вспыхнул и потух, как лампа в ее же руке.
Потолочная плита с оглушительным треском раскололась и осыпалась на идущих. Гиены с визгом бросились вперед. Орра тоже проскочила.
Кажется.
Анна ощутила, как неимоверная тяжесть обрушивается на нее…
На ногу…
Потом сильные руки тащат ее за шкирку, как тонущую кошку из реки. Ворот давит шею невыносимо. Трещит рвущаяся ткань…
Но выдерживает.
Песок и пыль забиваются в глаза, заставляя чихать и плакать. Тереть лицо что есть мочи, обдирая липкими песчинками щеки.
Нога — хорошо, что искусственная, — все еще под завалом. Раз! Еще раз! И она проламывает опавшие камни, вытянутая наружу.
Просто отлично, что искусственная! Будь там настоящая, протезов стало бы на один больше.
— Вы в порядке, леди? — прозвучало над ухом.
Опять без эмоций. Хотя… Едва уловимая нотка беспокойства в вопросе Райве все же была.
Анна попыталась сесть. Получилось. Потолок почти упирался в макушку.
— В порядке. Давайте выбираться отсюда.
— Как? — Он подтянул к себе отлетевший фонарь.
Мастера, изготовившие его, потрудились на славу. Фонарь не пострадал: не треснул, не раскололся и не погас.
Хорошо.
Сколько он еще просветит?
— Для начала вернемся к озеру. Аккуратно.
Анна медленно отползла от кучи камней. Из-за них, как из бутылки, глухо донесся голос Орры:
— Госпожа!
И обеспокоенное воркование гиен.
— Я цела, — сообщила Анна.
— Эльф?
— Тоже…
Орру вряд ли беспокоило благополучие Райве. Просто вот так, ненавязчиво, она справилась о том, не придется ли Анне коротать время с раздавленным трупом по соседству…
— Ну и хорошо… Подождать, госпожа, вам придется… Там. — Орчиха прокашлялась, видимо, песок и пыль попали в рот. — Я отправлю Ашу и Бонту искать другие ходы. Если они есть, гиены придут к вам и выведут. Если нет… — Она снова откашлялась. — Я разберу завал. Это будет небыстро, врать не стану. Мне понадобятся хорошие опоры, чтобы укрепить свод…
— Где ты их возьмешь? — забеспокоилась Анна. — Там снаружи…
Она хотела договорить «эльфы», но Орра и так ее поняла.
— У меня припасены, — успокоила.
Выходить наружу одна она не станет. И правильно, кто знает этих эльфов? Как они отреагируют на неприятные новости? Не обвинят ли орчиху во всем?
Орра не пойдет.
— Как мне помочь тебе с разбором завала? — спросила Анна, глядя на плотно прижатые друг к дружке камни.
— Никак. Лучше отойдите на безопасное расстояние и просто ждите. У вас есть вода — лучше, чем ничего… Света нет, полагаю?
— Есть. Фонарь цел.
— Держитесь, госпожа. Я вас не брошу…
Над головой что-то хрустнуло, и Анна поспешила выбраться из траншеи вслед за Райве.
Они снова оказались на берегу подземного озера.
В свете фонаря проступило дно в осколках раковин. Летучие мыши зависли гроздями над головой. Они готовились к спячке: сбивались в тесные кучки, чтобы под сверкающими одеяльцами из кристалликов конденсата ждать весны.
Анна поправила подол повседневного коричневого платья. Вернее, то, что осталось от подола. Жалкие лохмотья. Фартук этот еще…
Теперь половина фартука.
Зато на протезе ни царапинки!
Весь этот домашний наряд так некстати сейчас. Она бы надела удобный костюм, но эльфийский визит оказался слишком внезапным. Переодеться не получилось.
Анна прошлась туда-сюда, скользнула взглядом по надписи: «Пустошь дальнего края».
Решила: «Когда выберусь, попрошу у Орры карту, а если таковой нет, будем рисовать».
Сейчас бы карта не помешала.
Или наоборот? Лучше не знать, что выхода нет, если его нет…
— Орчиха быстро завал не разберет, — подал голос Райве.
Он стоял у кромки воды. Прозрачная, как слеза, гладь озера таяла во мраке. В мистическом свете фонаря фарфоровая эльфийская кожа казалось синеватой, призрачной. Глаза были как темные дыры. Волосы касались плеч неоновым серебром…
Жутковато, но красиво. Анна даже залюбовалась на миг мрачной эстетикой момента. И тут же стряхнула наваждение. Не место!
Ну и не время.
— Ваши товарищи, ждущие на берегу, могли бы ей помочь, — предложила Анна с невеселой иронией.
— Нет. — Райве повернулся к ней безупречное лицо. — Орчиха права. Одной ей к ним идти не стоит.
Это было неожиданно.
Очень неожиданно!
Эльф что, не доверяет своим высокородным дружкам-князьям? Хотя стоп. С чего Анна вообще взяла, что князья — друзья? Что за дурацкая рифма!
Но на всякий случай она уточнила:
— Что вы имеете в виду?
— Ровно то, что орчиха сказала. — Райве поставил фонарь на вытесанный из глыбы здоровенный куб. — Лоран и Элерис могут не поверить ей, явись она одна. Все верно. И мы не друзья. Просто соседи. Вместе осматриваем прилегающие к нашим землям опасные территории по королевскому договору. — Он будто прочел Аннины мысли. — Я вам не враг, леди.
Серьезно?
Анна прищурилась.
— А лорд Барагунд и лорд Селебрин? Что насчет них?
— Они могут доставить проблем, — прозвучало в ответ.
— Я заметила.
Анна со вздохом огляделась. В очередной раз. Ничего не изменилось вокруг. Тягучий свет. Безмолвствующее озеро. Засыпающая мышиная стая в рисунке теней.
Никогда не страдала клаустрофобией. Отчего же на душе так тошно? Оттого, что на задворках сознания сорняком прорастает
