само. После того, что случилось в аптеке, оно само во мне срабатывает.
Юра оттаскивает Клетчатого, разворачивает, толкает в обратном направлении. Тот шатается как пьяный. Как мой папа… Его тоже били!
Я кричу. Юра снова меня обхватывает, целует. Вот теперь можно плакать, выдыхать крики и слёзы. Клетчатого больше не слышно. Ушатался куда-то. Уполз.
– Дым, ты в порядке?
– Почему он ко мне полез?
– Ну… он фурсишка же… все мозги затрепал.
Мне не нравится Юрин ответ. Но очень нравятся поцелуи.
Мы идём через детскую площадку – пустую, тёмную. Железная горка гудит на ветру.
Впереди дом Тай. Я узнала рисунок на стене. Розовый граффити на жёлтом фоне. Что-то вроде цветов, перечёркнутых колючей проволокой. Символ или просто так? Сколько же я не знаю об этом мире? Надо будет спросить потом у Лария про символы и про то, чего от нас хотел Клетчатый. Мне кажется, он не просто так к нам полез. Он будто знал, что мы будем в этом месте в это время. Навёл кто-то? Или у меня уже паранойя от этой жизни? Я даже не знаю, что лучше.
В доме, где живёт Тай, по прежнему пахнет горелым растительным маслом, стиркой, сырым теплом. Но сейчас мне это в радость. Нормальные запахи, привычные, живые. За последние дни мой мир снова поехал кукухой, причём сразу в нескольких направлениях. Пусть хоть что-то будет прежним – вонючая лестница, щербатые ступени, слабый свет лампочки, из-за которого ступени коричневые, а не серые. Облупленная дверь, на которой в дневном свете есть царапины в форме зайца, а следы от солнца похожи на клочок бумаги. Сейчас это просто дверь, Юра по ней стучит, типа какой-то мотив. Кажется, так же стучали в книгоубежище со стороны сада, но я не помню, а аудиофайла записи нет.
«Тук-тук-тук, я твой друг». Вроде оно же. Не Юра ли тогда приходил в кногоубежище? Сказал что-то Тай и вернулся обратно, до того, как мы с Августом появились дома. Да ну, зачем ему такое? Зачем ему вообще Тай? Мы же теперь вместе!
А вдруг Тай не захочет Юру впустить? Я кричу так, чтобы было слышно сквозь дверь.
– Тай! Это я! Открывай!
Нам отпирает Тьма!
Реально это она. В тёмном халате, в косынке. Волосы убраны с лица и поэтому нос сразу выдвинулся вперёд, стал похож на накладной, как из костюма Бабы-яги. Что-то общее есть, кстати сказать. Тьма смотрит только на Юру, я для неё типа невидимая.
– Как Тщай себя чувствует? – вежливо интересуется Юра. И вворачивает что-то ритуальное про мир этому дому, как-то так.
Тьма отвечает ему тем же ритуальным бухтением, голос у неё не истеричный, как сегодня на рынке, а скучный, как у сотрудницы канатной дороги, например.
– Пройдите налево по коридору, наша дверь будет третьей по счёту.
Будто и не Тьма. Вежливая, спокойная и пахнет чем-то типа ванили. Это её так в доме милосердия прокачали? Может, мне тоже туда надо? А то я на людей бросаюсь, аптеки разношу…
– Благодарю вас.
– Я скоро принесу чайник!
Тьма смотрит исключительно на Юру, будто я – его невидимый воображаемый друг.
Ну и чёрт с ней, с дурой ванильной. Надо было для Тай вкусного взять. А то у неё наверняка только чай без чая.
У Тай на столе кусок мясного пирога и варенье из абрикосов, совсем такое же, как у нас дома. Будто мама Толли варила. А ведь варенье тут у каждого своё, магазинного не бывает. Даже на рынке оно отличается. Странно.
Тай выглядит старше, чем раньше. Будто мы несколько месяцев не виделись. Но это для меня последние дни очень длинные. А у неё они должны быть обычными. Или нет?
Юра кладет на стол лекарство от жара и мой бальзам. Тай берет коробочку с бальзамом, свинчивает крышку, принюхивается. Улыбается.
– Спасибо!
У неё вправду шелушатся губы. Значит, ей нужнее. Пусть думает, что мы такие умные и догадались.
– Всегда пожалуйста! – отзывается Юра.
И Тай на него смотрит, улыбается так, что нижняя губа трескается. А я опять будто невидимый выдуманный друг.
– Мне в книгохранилище сказали, что тебе нужно от жара. Такой лысый с тростью! Поэтому я в аптеку зашла.
Лишь бы Юра не стал влезать с подробностями того, что было в аптеке. Но он молчит. И я молчу, сбилась. Тай хмурится.
– Спасибо! Этот лысый… Он тебе больше ничего не передавал?
– Книжку! С картинками. Там на обложке синий зверь с яблоками на спине.
– Это Хран! Волшебный зверь! Это моя любимая! У меня такая в доме милосердия была. Йула, помнишь Храна? – он пожимает плечами, но Тай отмахивается, говорит дальше, так оживлённо, будто у неё от температуры болтливость повысилась: – Это Хран, он такой добрый! Всех спасал! Я её люблю читать, когда болею. А где она?
– Наверное, я в аптеке забыла.
– В аптеке Баха? – уточняет Тай.
– Да, – выдыхаю я и жмурюсь. Осколки на полу, дрожащие полки, звон стекла.
– Они уже закрылись – спокойно говорит Юра. – Я завтра к ним зайду, тут недалеко. Заберу и принесу тебе.
Тай улыбается, а я напрягаюсь.
– Я тоже могу зайти!
– У тебя будут другие дела, – качает головой Юра.
Опять они все за меня всё решают. Ну что за свинство! Хорошо, что в этой комнате экран спрятан за тряпичным ковриком, его так сразу не активировать. Иначе я бы опять прибила всех яростью, а потом бы переживала.
Я подсаживаюсь к Тай на продавленную кровать и шепчу ей в горячее ухо:
– А что у тебя ко мне за дело было? Тогда, в книгоубежище?
Я не могу вспомнить, сколько дней назад я сидела с Тай в книгоубежище, пила чай без чая и грела её арией дорогого Жерома про выбор пути.
Вот, мы с Юрой тоже сегодня выбрали путь и там на нас напали…
– Не помню. Да это неважно уже, – Тай мотает головой. Её волосы чиркают меня по щеке. И правда крыло ласточки… Я надеюсь, Юра смотрит не на Тай. Не хочу им делиться. Я уже бальзам для губ ей отдала. Хватит! Он мой!
А ещё Юра офигенно целуется! На обратном пути мы… Я не знаю, сколько раз мы целовались. Наверное, легче подсчитать, сколько мы не целовались.
Юра-бро, вот как так-то?
Нас не ругают за опоздание. Ларий и мелкий Август сидят в гостиной и играют в лото. Или в домино? Нет, это что-то ещё, с шестиугольными фишками, я такую настолку не
