– Хм… – Не встречаясь с его проницательным взглядом, она юркнула в свою комнату, держа дрожащие руки в карманах джинсов. Закрыв дверь поплотнее, она достала из шкафа рюкзак.
– Куда-то собираешься? – вошедший в комнату Дэниел облокотился о дверной косяк.
– Вообще-то собираюсь. Мне кажется, что пора кое-что поменять.
– Согласен.
– Хм… – Люси не смотрела на него. Поджав губы, она сосредоточенно расстегивала молнию на рюкзаке.
– Когда ты уезжаешь?
– Думаю, что сегодня сразу после работы.
– Так скоро? Ты даже не предупредила!
Люси прерывисто вздохнула:
– Мой трехнедельный испытательный срок подошел к концу.
– Я думал, что ты останешься.
– Не останусь, – она выпрямилась и заправила прядь волос за ухо, потом провела пальцами по вспотевшему лбу.
– Ты задержалась на этой работе меньше обычного. Ведь обычно работаешь на одном месте по три месяца!
– Я не думаю, что на этот раз у меня получится также.
– Возможно, ты и права…
Люси не нравилось, в какой манере Дэниел разговаривает с ней. Адвокат был слишком сдержан, поэтому невозможно было понять, о чем он думает.
– Люси?
– Что? – Девушка продолжала складывать вещи в рюкзак.
– Посмотри на меня.
Люси не хотела смотреть на него – попросту боялась потерять над собой контроль. Ей больше всего хотелось заорать прямо в лицо Дэниелу, ибо ее обуяла злость и обида.
Она положила в рюкзак свой топ.
Дэниел шагнул к Люси и схватил ее за предплечье.
– Посмотри на меня, – тихо сказал он, продолжая удерживать ее. Люси неохотно подняла глаза. – Не хочешь сказать мне правду?
– Правда состоит в том, что я не хочу больше здесь оставаться.
– Так вот в чем дело. Снова за старое? Делаешь только то, что хочешь.
– Конечно.
Дэниел повысил голос:
– А как же клуб?
– А что с клубом? Изабель и Кори отлично со всем справятся. Я тебе больше не нужна.
И никогда не была нужна…
– Ты так и не научилась брать на себя ответственность, – он заговорил еще громче, в его голосе слышалась злость. – Тебе на все наплевать! Привыкла думать только о себе. Что будет с Изабель и Кори? А как же я? – От ярости он раздувал ноздри. – Тебе и на меня наплевать? Это так?!
Он сжал ее предплечье.
Люси молчала, позволяя Дэниелу обвинять ее. Она поклялась никогда не обманывать его, но то, как он поступил, заставляло ее сейчас сохранять молчание. Пусть думает, что хочет. Люси просто не может ему ничего ответить. Как у него хватает наглости быть таким двуличным? Тайком решил избавиться от нее, а теперь заявляет, что не хочет оставаться один! И ведь даже не предупредил ее заранее, чтобы она могла подготовить пути для отступления!
Дэниел воспринял ее молчание как знак согласия.
– Отлично. Забирай свои шмотки и уходи. Уходи! – Адвокат отпустил ее руку с таким выражением лица, будто, прикасаясь к ней, обжегся. Он говорил все громче. – Забирай отсюда свое барахло! – Подойдя к выдвижному ящику комода, Дэниел вытащил оттуда ее вещи и швырнул их в открытый рюкзак. – Можешь сегодня не выходить на работу. Я отлично справлюсь без тебя. Ты мне не нужна! – Он покраснел, его голос превратился в рык. – Не хочешь здесь больше оставаться, катись!
Люси удивленно смотрела на мистера Сдержанность, потерявшего контроль над своими эмоциями. Его грудь резко вздымалась, будто он бежал несколько часов, а пальцы были сжаты в кулак. Дэниел был просто переполнен яростью.
– Проваливай! – Он резко кивнул ей на дверь.
Люси также разозлилась. Дэниел даже не собирается удерживать ее! Он ведь так и не спросил, почему именно она уходит! Что ж, во всяком случае теперь между ними все кончено.
Не произнося и слова, Люси взяла обеими руками свой рюкзак и не оглянувшись вышла из комнаты.
* * *
Дэниел, будто громом пораженный, стоял посреди комнаты. Услышав, как хлопнула парадная дверь, адвокат выругался. Он выкрикивал ругательства снова и снова. Ему хотелось что-нибудь сломать, разбить. Никогда прежде он не был так зол. Выйдя из комнаты, Дэниел прошел в гостиную, которую принялся, мерить широкими шагами. Впервые в жизни рассудительный юрист не знал что и думать. Его охватила непривычная ярость. Люси бросила его, даже не сообщив причину своего поступка. У него перед глазами поплыли красные круги. Пройдя в кухню, он изо всех сил несколько раз ударил кулаком в металлическую дверцу холодильника.
Какого дьявола он лупит беззащитную дверцу? И какого дьявола он позволил этой женщине завладеть его сердцем?..
Боль в руке от ударов по твердой поверхности была ничем в сравнении с его душевной болью.
Дэниел бродил по кухне, тряся ушибленной рукой и то и дело на что-то натыкаясь. Вернувшись в гостиную, он увидел валявшиеся на полу ковбойские сапоги Люси. Ему эти сапоги показались своеобразной издевкой.
Внезапно Дэниел все понял. Люси могла вот так внезапно бросить его только в том случае, если узнала о продаже клуба. Но откуда ей стало об этом известно?
Следовало вернуть ее. Должно быть, что-то произошло в клубе сегодня утром, иначе она не была бы такой сердитой. Ведь Дэниел видел ее расстроенное выражение лица, наигранное равнодушие, злость во взгляде, вызывающе вздернутый подбородок, ясно видимую пульсирующую жилку на шее. Какой же он идиот! Вместо того чтобы все объяснить, выгнал ее из дома.
Почему всякий раз, когда дело имеет отношение к Люси, Дэниел теряет терпение? Она ведь очень нужна ему. Он не сможет прожить без мира и спокойствия, которое обретает рядом с ней. Дэниел не выживет и без того дразнящего огня, который вспыхивает в его душе при одном взгляде на эту женщину.
Если Люси уедет, Дэниел потеряет покой навсегда. Она, и только она – его возможность обрести счастье. Наконец он осознал, что не может отпустить ее, пусть ему даже придется рисковать всем.
Вот только куда эта женщина могла уйти сейчас?
Глава пятнадцатая
Вам нравится, когда последнее слово за вами
Люси решила все же зайти напоследок на работу, хотя бы потому, чтобы попрощаться со всеми.
Предварительно Люси позвонила в клуб, и к телефону подошла Изабель. Она сообщила, что мистера Грейдона там нет. Впрочем, Люси ее ответу не удивилась. Дэниел явно решил воспользоваться свободным временем, чтобы защитить еще одного выродка от справедливого возмездия…
Сегодня Люси проспала всего четыре часа, но не усталость, сейчас давала о себе знать, а жуткая обида, которая, казалось, отравляла все существование.